Невообразимое (ЛП)

– В ночь, когда я сидела одна, я пыталась тут убраться, и письмо выпало, когда я

подвинула стопку журналов. Как только что. Любой положил бы на место, а я – нет, – я

замолчала. – Мы сблизились, и я переживаю за тебя, так что не сдержалась… То есть, я

должна была, но не смогла. Мне так жаль, Грант.

Он кивнул и стоял там. Я смотрела, он подошел к перилам и уперся в них локтями. Я

опустила голову. Что еще я могла сказать? Я поступила ужасно, но я была честной с ним,

не могла уже это исправить. Я сидела и ждала, пока он обдумывал то, что я сделала. Плеск

воды обычно успокаивал, но тут только усиливал тревогу. Через пять минут Грант

вернулся ко мне.

– Мне так жаль, – повторила я.

– Что сделано, то сделано.

– Я влезла в твою жизнь, в то, что связано с твоей женой, и я ужасно себя чувствую.

Он постучал по обложке книги и вернул к панели, сунув так, чтобы ее не сбросили.

– Это письмо священно, и хотя я защищаю его, как Священный Грааль, это лишь

письмо. Веришь или нет, это одно из многих писем, что Джейн написала мне перед

смертью. Если бы ты или кто–то другой попросил прочесть, я бы дал. Но… – он пожал

плечами.

– Но многие знают, что не стоит лезть в вещи других людей, ведь это неприлично, –

вмешалась я.

– Я могу закончить? – спросил он.

Я кивнула.

– Но… никто не осмеливался спросить. Ты не первая прочла его за моей спиной. Я

много раз читал то письмо, это сложно, так что я знаю, что ты чувствуешь. Но не кори

себя за это. Это в прошлом, – сказал он. – Я редко могу поговорить с кем–то о Джейн. А

когда поговорю, мне легче. Спасибо за это.

Он улыбнулся, посмотрел мне в глаза. Если бы он склонился, я бы его поцеловала.

– Грант, только ты мог поблагодарить за нарушение, – сказала я и крепко обняла его.

Я обняла его всей душой, желанием, что сдерживала уже три месяца. Он обвил меня

руками и уткнулся головой в мое плечо. – Пожалуйста, – шепнула я в его грудь. Я

медленно отодвинулась, он ослабил хватку. Мы замерли, наши лица разделяли дюймы. Я

смотрела на его губы и тень щетины, улыбнулась и вернулась на свое место. Сердце

колотилось, я смотрела, как он отклонился и скрестил ноги.

Он закинул руку на спинку сидения.

– Почему бы тебе не рассказать мне что–нибудь?

– Например?

– Не знаю. Что–то личное о себе. И мы будем квиты.

Я вдохнула носом и смотрела на свои босые ноги. Я плохо умела открываться. Меня

больше интересовало узнавать о других, чем делиться своими бедами. Я повернулась к

нему. Его руки лежали на коленях, на лице был намек на улыбку. Он хотел узнать обо мне

или был вежливым? Я задумалась на миг, пытаясь найти что–то не менее важно, но в

жизни до Таиланда ничего такого не было. Кроме одного.

– Я не плакала, когда умерла мама, – сказала я, тряхнув головой.

Он склонил голову.

– Когда она умерла?

– Полгода назад. И я покинула Индиану.

Он посмотрел на меня и едва слышно хмыкнул.

– Ты жалеешь об этом? – спросил он.

Я задумалась, опустила взгляд и ответила:

– Думаю, да.

Он сжал губы.

– Она никогда не понимала меня, не хотела меня, – сказала я.

– Вряд ли.

– Правда. И это не сочувствия ради. Ей было сорок два, и я была незапланированной

беременностью. Меня растила старшая сестра Кэролайн, которая рыдала на похоронах, – я

замолчала. – Жизнью мамы была церковь, а тут еще и дети с нашим отцом. Она рожала

каждые два года с двадцати двух. Когда она подумала, что хватит, она родила братьев–

близнецов Эндрю и Майкла, ей тогда было тридцать четыре. Через восемь лет, за девять

дней до вазэктомии отца она узнала, что беременна мной. Это наказание за вазэктомию.

Он ухмыльнулся.

– Ходили слухи, что она отдала меня Кэролайн в день, когда я родилась, и сказала:

«Это твоя». Я общалась с ней как с дальней бабушкой. Я пыталась получить ее внимание,

но мне не нравилось ходить в церковь.

– Почему?

Я пожала плечами и задумалась. Я никогда не понимала, что мама видела в Боге. Он

не спас моего дядю Берти от рака легких. Он не спас моего любимого кота от машины, и

он не позволял Кэролайн забеременеть, хотя она так этого хотела.

– Может, потому что мама все время была там, и церковь для нее была выше семьи.

Она говорила, что работа Бога не закончена. Но, как оказалось, от этого у нее случился

сердечный приступ.

Он улыбнулся мне без жалости, и я была благодарна за это.

– Ладно, – сказала я, вскинув руки, – хватит сессий психиатра на сегодня.

Он вскинул бровь, и я потянула за край футболки.

– Скажу в последний раз… мне очень жаль, что я подорвала твою веру в меня. Мне

нравится быть с тобой, и я не хочу, чтобы между нами были плохие чувства, – честно

сказала я.

– Мне тоже нравится с тобой, – он смотрел на меня еще миг, а потом повернулся к

радару.

– Я могу задать вопрос?

– Да, – сказал он.

– Ты целовал кого–то после смерти Джейн?

– Да, – ответил он без колебаний.

Я кивнула.

– Хочешь знать что–то еще?

Я покачала головой.

Он склонился, его лицо оказалось рядом с моим.

– Это тебя тревожит? – он прищурился. – Думала, ты была первой, кого я захотел

поцеловать, за четыре года?

Я застыла. Похоже, наши мысли совпали, но я не хотела делать первый шаг.