Невозможная библиотека

«Нет, не витраж, – думала Бетани, не в силах отвести взгляд от этих прозрачных глаз. – Не витраж, а паутина. Как будто у неё глаза затянуты паутиной…»

– Ты не меня искала, часом? – спросила женщина.

Бетани покачала головой.

– Уверена? Потому что я-то искала как раз тебя. Ну, может быть, не тебя лично, но человека, наделённого именно твоим особым даром.

Женщина погладила Бетани по щеке тыльной стороной ладони.

– Ты у меня первая, Бетани! Я увидела тебя с высоты, с ночного неба. Ты просто светишься!

Несмотря на то, что слова женщины звучали странно, Бетани всё же ощутила проблеск восторга: ну надо же, она, оказывается, достойна внимания…

– А откуда вы знаете, как меня зовут? – спросила она.

– А ты что, не знаешь, как меня зовут? Ну, неважно. Меня зовут Риготт.

Женщина поправила перчатки.

– Скоро это все будут знать!

В спину Бетани кольнула иголочка страха. Не того повседневного страха перед крысами, тёмными коридорами, не страха бессонных штормовых ночей, когда папа в море, нет, – это был, скорее, тот перехватывающий дыхание ужас, который Бетани испытывала, когда бабушка в детстве рассказывала ей старые сказки – те, про которые мама с папой говорили, будто всё это чушь, – о временах, когда по Миру бродили ведьмы и чудовища.

Бетани вжалась спиной в фургон, пытаясь отстраниться от глаз Риготт, и странная материя, покрывающая его, продавилась внутрь.

«Она тёплая! – подумала Бетани, ощущая исходящий от неё липкий жар. – Почему она тёплая?»

– Уже поздно, – сказала девочка, наконец-то сумев отвести взгляд от этих сетчатых глаз. – Мама с папой будут беспокоиться.

– Да ну? – спросила Риготт. По её тону было ясно, что она имеет в виду: «А они хоть заметили, что тебя нет?» – Что ж, дорогая, мне и в голову не приходило тебя задерживать. Скоро доченька вернётся к своим мамочке с папочкой целая и невредимая. И не просто целая и невредимая!

Красавица говорила тихим, ровным тоном, в котором слышалась куда большая угроза, чем в рыке какого-нибудь разбойника. Бетани, стараясь не поднимать глаз и нащупывая кинжал, потихоньку отступала к передней части фургона. «Как только пройду мимо лошади, так сразу припущу бегом вдоль дороги…»

– Ты когда-нибудь обращала внимание, как редко тебя называют по имени? – спросила женщина.

Бетани не хотелось слушать. Ей хотелось сбежать. Но ноги как будто приросли к земле, отказывались слушаться.

– Подумай сама. Часто ли твои соседи – люди, которые знают тебя с рождения – называют тебя не по имени, а по родству? Ансенова сестра? Мартина дочка? А знаешь, почему?

Риготт подалась вперёд, как будто собиралась поделиться каким-то секретом.

– Потому что они не помнят твоего имени! Оно буквально вертится у них на языке – но… ах! Они его всё время забывают.

Горючие слёзы покатились по щекам Бетани. Больше всего на свете ей хотелось сбежать от этой женщины и её речей, отравленных правдой, но хотя она изо всех сил понукала своё тело, пытаясь заставить его двигаться, в голове у неё как будто стенка выросла: тело не откликалось.

– Я не могу сойти с места! – сказала Бетани. Сердце её отчаянно колотилось. – Что вы со мной сделали?

– Я не хотела, чтобы всё так получилось, – ответила Риготт, – но ты должна выслушать правду! Ты не такая, как все, Бетани, ты особенная! Тебе больше не обязательно быть унылой дочкой Калеба Дженкинса, невидимой девчонкой за прилавком. Позволь мне помочь тебе, и все узнают, какая ты на самом деле особенная!

– Я просто хочу домой, вот и всё!

– Тсс, Бетани! Слушай!

Из фургона послышался хор шепчущих голосов. Поначалу слов было не разобрать, но прислушавшись, Бетани стала различать отдельные имена: Аннабет! Ленови! Карин! Бетани почувствовала, как тело само собой развернулось к фургону. Это Риготт заставляет её двигаться, или она делает это сама? Бетани уже и не знала…

Рейчел! Корделия! Эмили!

Риготт участливо наблюдала за ней. Глаза её были прекрасны и безжалостны, как снежная целина.

– Вы слышите? – спросила Бетани.

– Я всё слышу! – ответила Риготт и махнула рукой. Странная материя, которая служила пологом фургона, откинулась назад, и перед девочкой предстали сотни книг в кожаных переплётах. Дорога была просёлочная, ухабистая, и такой груз должен был бы валяться грудой по всему фургону, но хотя книги с виду были никак не закреплены, они так и лежали аккуратными, ровными стопочками.

«Вот откуда слышатся все эти имена! – подумала Бетани. – Это книги! Они зовут своих хозяек». Казалось бы, это была полная чушь – книги ведь разговаривать не умеют, – но Бетани знала, что это правда.

И одна из книг прошептала её имя.

Не то, которое дали ей родители, а настоящее имя Бетани, сочетание звуков, что описывало её внутреннюю суть так же точно, как зеркало отражало её внешность. «Монотонное мушиное жужжание, наполняющее одинокие летние дни, которым не видно конца. Шорканье щётки, которой она пытается вычесать волосы, чтобы уложить их, как у других девочек. Заманчивое хихиканье и болтовня, в которой она никогда не сможет участвовать…»

И все эти и прочие звуки слились в одно слово: её истинное имя.