Невозможный

– Скажи, а что с ним произошло, когда он вышел на сцену? Разве может человек позволить себе так открываться? Так обнажать чувства публично?

– Человек наделен чувствами. Есть такая программа в нем. Мать-природа позаботилась. Но мало ли, что в нас понапихано… Мы пользуемся в лучшем случае очень ограниченной их частью. Мы вообще очень ограниченные, в том числе, и в чувствах. И в средствах их выражения. Скупы до крайности. Желе не расплескать. А в нем все это кипит белым ключом. И обжигает.

– Но то, что он делал на сцене – это… это же душевный эксгибиционизм какой-то.

Гера посмотрел на тебя внимательно, словно стараясь угадать, какую оценку ты вкладывала в это определение: положительную или отрицательную.

– Бэлла, вкусный у тебя чай, и вот эти штучки – не знаю, как они называются – тоже классные. Спасибо! И вообще – уютно тут у тебя очень. Но я, пожалуй, пойду. Дай мне свой телефон – я сообщу тебе о следующем концерте. Ты пойдешь со мной?

– Конечно!

Ты вынула из «дневной» сумки визитку и подала ему. Он даже не взглянул, просто спрятал в карман.

– Что-то случилось? – спросила ты, проверяя свои подозрения.

– Да… я как-то странно себя тут чувствую… его присутствие чувствую… его энергетику. Может, у меня крыша едет? Мне нужно побыть одному.

– Я заверну тебе с собой шоколадный брауни, – сказала ты, отлично понимая его состояние.

Ты закрыла дверь за этим случайным гостем, зашла в комнату мальчишки, села в кресло и поняла вдруг: Есть. Счастье. Когда прожил сутки, и НИЧЕГО не хотелось бы в них изменить.

15

Утром на стиральной машине в ванной ты обнаружила его белую рубашку со следами блеска для губ и тонального крема на воротнике; ту, которую ты вчера гладила. И еще – его жемчужно-серые дизайнерские джинсы, от которых пахло спиртным. Шампанским его поливали, что ли? У него не осталось сил засунуть одежду в машинку. Он, наверное, валился с ног от усталости. Да, похоже, у него была бурная ночь. И вообще – насыщенная личная жизнь. Его обожают сотни, или, может быть, тысячи девчонок. И еще один хороший парень. И звукорежиссеры. А тебе он просто оказал одноразовую гуманитарную помощь – поделился своей настоящестью. И тебе оставалось только смириться с этим обстоятельством. И быть благодарной за яркие незабываемые впечатления. И, согласись, ты с облегчением поняла, что он – небезупречен. Он пьет, курит, ругается матом и трахается, с кем попало. Ну, называй уж вещи своими именами. И он такой… трагически и необратимо ничей. И никакие собственнические женские инстинкты в его присутствии не срабатывали. Оказалось, что рядом с тобой жил не мальчишка. Кто-то другой. И он волновал тебя, как никто и никогда в твоей жизни…

После полудня мальчишка притащился на кухню в распахнутом на груди халате и тебе захотелось тут же спасти и уберечь, укрыть эту грудь, это беззащитное горло, из которых он мог извлекать магические звуки. Как тебе могло прийти в голову отпустить его? Он в тот момент стал сутью твоей жизни. Но ты не смогла к нему подойти. Что-то неведомое не подпускало тебя.

Он молча закинул в тостер ломтик хлеба и включил чайник.

– Тебе что-нибудь приготовить? – спросила ты.

– Нет, ничего не надо. Я сам, – буркнул он.

Ты пожала плечами и собралась уйти к себе.

– Бэлла, посиди со мной, – попросил он.

Ты была счастлива. Ты заварила ему вкусный зеленый чай с лепестками василька и мальвы, намазала тосты медом, порезала сыр и села напротив.

Ты смотрела на него. У него оказались невероятно красивые губы. Выразительно очерченный рот. Ты не замечала этого раньше. Как ты могла этого не заметить? Очень просто – он всегда тебе улыбался. А сегодня он был серьезен.

– Понравился концерт? – поинтересовался парень, мельком взглянув на тебя из-под челки.

И на тебя вновь нахлынуло… Черт! Что он сделал с тобой на том концерте? Как это можно назвать? Какими словами описать?

– Когда ты пел, я потеряла равновесие и ориентацию в пространстве. Буквально, – призналась ты. – Ты сам-то замечаешь? Понимаешь, что с людьми творишь?

Он с интересом посмотрел тебе в глаза.

– А мне нравится вносить в чью-то жизнь новые эмоции. И видеть, как люди шалеют.

Ты поняла: он, несомненно, видел результат, производимое впечатление. И это его трогало и подстегивало.

– Ты же… вывернул меня наизнанку! – сказала ты. – Как тебе это удается?

– Очень просто: для этого надо всего лишь вывернуться наизнанку самому, – ответил он.

– Я не понимаю… объясни… Что это значит?

– Это как в сексе. Если ты сама не впала в это состояние, то ничего не получится. Будет имитация оргазма. У артиста с залом должен быть… секс. В общем, могу тебя поздравить: на концерте с тобой случился оргазм. – Он улыбнулся.

Наверное, у тебя был глупый и перепуганный вид.

– Эй, я шучу! – засмеялся он. – Ну, почти…