Невозмутимые родители живут дольше. Как не сойти с ума, воспитывая подростка

Будучи школьником, я тоже пел фальшиво и слишком громко, но получал от этого большое удовольствие. На уроках музыки мы должны были петь патриотические песни о вечно живом Ленине и о героях, отдавших свои жизни за то, чтобы у нас было все. Мы вовсю орали эти тексты и одновременно задавались вопросом, куда же делось все то, что мы должны были иметь. Нынешняя немецкая программа по пению восторгов у дочери тоже не вызывала. Правда, дома она слушает музыку много и с удовольствием, но на уроках школьники вынуждены ориентироваться на вкусы преподавателя. Первая учительница музыки у Николь была о’кей, она любила «Нирвану» и Джима Моррисона, но абсолютно неожиданно забеременела, ушла в декрет и больше не вернулась. Вторая учительница любила только классическую музыку, третья же увлекалась народными песнями. Точнее говоря, она доставала учеников одной и той же немецкой народной песней, звавшейся «Мысли свободны». Школьников заставляли каждую неделю орать хором про свободные мысли. Некоторые классы даже жаловались в дирекцию, что их терроризируют этой народной песней. И главное, они недоумевали, как эту песню мог сочинить весь народ.

Как вообще возникает народная песня, спрашивали меня дети. Народ садится к костру и половина пишет текст, а другая половина слова? Я этого тоже не знал и предположил, что за этим стоит какой-нибудь средневековый Драфи Дойчер[14]: «Не плачь, если идет дождь, все в жизни проходит, главное, что твои мысли свободны…» В благодарность народ его повесил, зато песню включили в программу уроков музыки.

Николь на певческой сцене я тоже себе не представлял, так что занятия по музыке мы вычеркнули. И от актерства она отказалась — не обессудь, о актерское мастерство! Мы не имеем ничего против тебя лично, но этот школьный театр — он такой неловкий, нарочито модерновый, неубедительный и абсолютно декадентский. Одетая в паранджу Джульетта и Ромео с ведром на голове — это должно символизировать бесперспективность их отношений? Спасибо, не надо! Физику дочка тоже отмела, потому что не испытывала интереса к законам материального мира. Она считала, что физики тратят силы впустую, стремясь найти научные обоснования всему тому, что и так очевидно. Математику она бы тоже охотно вычеркнула, потому что в природе цифры вообще не встречаются. Цифры это всего лишь изобретение человеческого ума, выдуманные как подспорье в деле накопления запасов, подсчета долгов и уплаты налогов. Если человек живет сегодняшним днем, то цифры ему не нужны. Географию Николь вычеркнула, потому что абсолютно неважно знать, на каком плато сейчас находишься. Достаточно выучить наизусть все столицы, а значение всего остального в географии сильно переоценено, считала Николь. Биологию она отклонила, потому что это ужасно противно — учить, какие бактерии живут в твоем животе, что они там творят и из какой мокрой дряни возникли по сути все живые существа. Химию моя дочка тоже бы вычеркнула, да не посмела.

Осталось не очень много предметов. Зато остались предметы у любимых учителей — учителей, которые ей интересны. Лучше меньше знаний, но из хороших рук. Не случайно древние индийцы говорили: лучше быть безработным и вообще ничего не делать, чем делать чужую работу, то есть ту, к которой не пригоден. Дочь с восторгом доложила мне о результатах своего отбора; остались иностранные языки, для того чтобы болтать с людьми со всего мира о смысле жизни; история, чтобы знать, какими были люди в прошлом и что у них там происходило. И философия, чтобы уметь к месту ссылаться на Канта, Гегеля и Маркса, когда хочешь донести до людей мысль, что мир на самом деле непостижим и полон чудес.

Я думаю, моя дочь станет писателем.

Нулевой урок

В нашей семье первым всегда вставал мой отец. Он должен был прийти на работу к восьми утра, два часа тратил на дорогу, так что на пять он ставил будильник и в темноте делал зарядку. Просыпаясь, я слышал, как в темной гостиной катаются по полу папины гантели. Когда в шесть из радио раздавался гимн Советского Союза, служивший всей стране сигналом к побудке, папа уже заканчивал с гимнастикой и завтраком. Чтобы не попасть под гантели, моя мать вставала, когда отец уже уходил. Она подбирала за ним треники, рубашку, ботинки, чашки и тарелки, приводила себя в порядок, пила кофе и тоже уходила на работу.

Я вставал последним. От двери дома до школы минут десять пешком, а занятия начинались только в половине девятого. Спокойный как Будда, я собирал учебники и тетрадки, надевал синюю школьную форму, спускался вниз и там поджидал школьных товарищей. К школе мы всегда шли небольшой группой, втроем или вчетвером, чтобы уберечься от приставаний старших школьников. К вечеру родители выглядели уставшими и вымотанными, ну а я спал много и хорошо.