Невозвращенец

Гости уже понемногу начали собираться у нас – и в квартире стало шумно и неспокойно. Я люблю предновогоднюю суету, но сейчас она меня… не то чтобы раздражала, а просто выводила из состояния равновесия. Часам к одиннадцати, когда уже подвыпившие родственники, сидя за столом, начали петь задушевные песни, я вдруг осознала, что постепенно куда-то улетаю, отрекаюсь, вхожу в иной мир. Это случалось теперь очень редко – Игорь отучил. Подобные состояния – симптомы начинающейся шизофрении, но больше контролировать меня некому, поэтому я спокойненько поговорила с кем-то воображаемым, пока все были увлечены не мной. Я говорила с троюродной сестрой. Она года два назад разбилась на машине. Странная была девушка, но, даже несмотря на дальнюю кровную связь, что-то общее у нас было. Она была чрезмерно смелой для этой жизни, наверно, даже судьба решила, что на Земле ей не стоит задерживаться надолго, но тем не менее, она любила жить, как малое дитя, и семью любила, хотя и не зависела от неё. Логично, что она будет на Новый год именно здесь, где все близкие люди поют песни и радуются жизни – празднуют… Я разговаривала с ней… Мне ведь никто не мог доказать обратное, мне никто не мог доказать, что её тут нет.

Послушав речь президента, моё семейство развеселилось ещё сильнее. Куранты пробили двенадцать раз, и на мгновение воцарилась тишина – все загадывали желание. И я тоже. Я загадала, чтоб всё было хорошо, ибо не знала, что желать – у меня всё было. Загадала и запила желание первым за сегодняшний вечер бокалом шампанского, а потом равнодушно оглядела застолье. Бабушка со своим родным братом тихонько обсуждали современный театр. Бабуля часто складывала руки в замок и потом начинала выразительно жестикулировать – я очень люблю её манеру общения, в моей бабушке есть что-то аристократическое. В отличии от них, дедушка говорил шумно, он дискуссировал с моим папой и двумя дядями о политике, размахивая пустым бокалом так, что все остальные невольно пригибались, дабы в них ничего не полетело. У дедушки очень красивые глаза – как вишни, только сейчас они затуманены алкоголем, а так очень красивые… О чём беседовали мама и три женщины, приходившиеся мне тётями, я не слышала, но довольно долго наблюдала за одной из них, с белоснежной кожей и светлейшими мягкими волосами до поясницы. Я когда-нибудь с ней пообщаюсь. Почему-то мне казалось, что человек с такими волосами не может быть неинтересным. По левую руку от меня мои двоюродные братья воодушевлённо решали вопрос, когда лучше поехать на картинг. Я бы тоже хотела погонять, но почему-то подумала, что лучше не вмешиваться.

Посидев за праздничным столом ещё минут пять, я незаметно ушла в другую комнату, родительскую спальню. Напрасно. Здесь мне лучше не стало. В горле неприятно першило, да так, что глаза слезились и непрерывно просили сна. Мне абсолютно ничего не хотелось, и подобные состояния волновали меня куда сильнее, чем гнев или страх: отсутствие желаний побуждает бездействие, а бездействие – деградацию.

Я легла лицом к стене и стала разглядывать обои, такие странные, с такими сине-фиолетовыми узорами на бежевом фоне. Потрогала, поковыряла рисунки пальцем и попыталась полежать с закрытыми глазами – ничего, скоро ведь всё кончится: и депрессия моя, стоклятая, кончится, и это шумное застолье, и университет, и жизнь, и я… и я кончусь. Почему-то мне казалось, что кончусь я быстрее всего вышеперечисленного, но грустно от этого не было, напротив, было бы неплохо сегодня «кончиться».

Лёжа в спальне, я даже не заметила, как семья ушла во двор запускать салют, и, чуть успокоив свои нервы чуть испорченными обоями, я вернулась в свою комнату.

На столе остались мои непонятные рисунки, созданные новыми кисточками, иссиня-зелёной акварелью, и покрытые грифельной плёнкой фиолетово-синих мелков; и всё ещё горел светильник – я забыла его выключить. Над кроватью еле заметно вертелся ловец снов, сплетённый из голубых и оранжевых ниток замысловатой паутинкой. За окном, которое находилось прямо напротив стола, огромными, пушистыми и, наверное, мягкими хлопьями кружился снег, подсвеченный ярким бело-жёлтым фонарём, и бархатные заснеженные ветви деревьев ласкали синий сумрак новогодней ночи. Красиво. И тихо.

Как вдруг блаженную тишину разбил сигнал моего мобильного телефона. Немного оторопев, я прочла: «Игорь». Первая мысль, что у него украли телефон или он сам его потерял… Но в груди что-то больно сжалось – это была несмешная шутка.

– Алло? – ответила с недоумением я.

– Да, Наденька… Не отвлекаю? С Новым годом тебя, – с привычным добродушным спокойствием произнёс он, – слушай, мы можем увидеться? Я знаю, вы переехали… Я тут недалеко…

– Что? – обессиленно выдала я, просто не веря самой себе. Нечаянно я дёрнула рукой и снесла со стола рамку для фотографий – это нервы. – Ты здесь?

– Да. Думал, увидеться, может? – повторил Игорь, и было слышно, что он улыбается.