Невозвратные дали. Дневники путешествий

У залива

I

От светло-серого до голубого

Едва блеснет волны кипящий лед
И облака — строения любого —
Волшебный переменчивый полет.

Хрустальных дней хрустальная мгновенность,

Непрочная, как облик облаков —
Неповторимая, как драгоценность,
Похищенная счастьем у веков.

II

Я иду на свиданье к семейству серебряных ив.

Я сегодня увижу совсем еще сонный залив,
Солнце теплыми пальцами кудри его шевелит,
Утро свежей красою проснуться скорее велит.
Он еще не откинул прохладный рассветный туман,
Он еще голубеет виденьем полуденных стран.
Все дневные заботы в прозрачной тиши позабыв,
Я иду на свиданье к любимому племени ив.

III

Мелодика эстонской речи —

То щебет птиц, то плеск волны,
То быстрый бег ручьев и речек,
Спешащих в море с вышины.

На ласковом, на теплом камне

Сижу и слушаю, дивясь —
Как, непонятная, близка мне
Причудливая эта вязь.

Кясму, 1973

IV

Словно кто-то стряхнул одуванчики

Над заливом, иль роз лепестки —
Это белые чайки — обманщики —
Ширь усеяли, словно цветки.

А залив-то! Коричнево-бурый,

Весь от рыжего ветра косой,
Тучи лепят и лепят скульптуры,
Дождь и солнце летят полосой.

Это первая осени проба,

Это росчерк стального пера…
О, залив! Час прощания пробил:
Нам на зимнюю спячку пора.

Кясму, 1974

* * *

Ну вот, и осень повернула вспять

И значит, нам осталось добирать
Последние заливинки залива,
Последние сининки синевы,
Да воздух Кясму, свежий и счастливый,
Дыханье моря, сосен и травы.

Таллин впервые

Друзьям-художникам в Таллине

Таллин. Ливни. Город-сновиденье.

Встречи волшебство. Друзья друзей.
Студия. Портретов наважденье —
Ярких лиц и ярких плоскостей.

Таллин. Чужеземный и желанный.

Люди — каждый, как живой портрет.
И — художник, силы несказанной:
Мастер, маг, мыслитель и поэт.

14. III. 1974

Сосны Рейндорфа [263]

Посвящается Адели Рейндорф

А сосны Рейндорфа шумят и шумят величаво,

Печально шумят, величальную песню поют.
Они понимают: бессмертна посмертная слава,
А нам остается утраты таинственный труд.

Тервист! (Привет!)

Пионеров, наверно, автобус привез

В лагерь Кясму, — а может быть, и октябрят!
Невелички. Но бодро шагает отряд.
И у всех на меня недоверчивый взгляд.

«Эта тетка — чужая?» — безмолвный вопрос.

И враждебность. А тетка внезапным кивком
И улыбкою, словно взмахнула флажком:
— Тервист! — крикнула. — Тервист! — ребятам привет.
И сейчас же ей радостно, хором в ответ —
«Тервист, тервист!» — за рядом приветствует ряд,
И улыбки, и дружеский взгляд.

Кясму, 21. VII. 1976