Невозвратный билет

– Ну конечно, Настя. Посмотрите на себя. Да ваш Константин вам в подметки не годится. Вам нужен кто-то посолиднее. Если бы у меня было такое декольте, как у вас… Да такие ноги… – поддержала маму Катя.

– Да, вы правы. Я достойна большего, – согласилась Настя и подтянула лямки лифчика, чтобы грудь казалась выше.

Только тетя Тома смотрела на маму и Катю с недоумением. Но молчала.

– Потом все расскажем, – шепнула ей мама.

Уже на месте мы всем автобусом побежали на почту. Ашот звонил жене сообщить, что родился второй раз. И у него сегодня день рождения, поэтому пусть печет пироги, зовет гостей и наряжает детей. Три дня будут праздновать! Жена, кажется, ответила, что Ашот, если ему так хочется, может сам стоять у плиты три дня, а она больше не может – только отметили юбилей свекрови и день рождения первенца. И второе рождение мужа она сейчас не выдержит. Катя звонила мужу. Кажется, он валялся в ногах в течение всего разговора и уже завтра должен был приехать первым же автобусом. Аркаша кричал в трубку, что он очень ждет папу и что они пойдут на рыбалку. Настя отправляла переводами деньги всем, у кого взяла в долг. Моя мама позвонила бабушке и сказала, что мы хорошо доехали. Бабушка, обалдевшая от неожиданного звонка – мама никогда не сообщала, что мы куда-то благополучно добрались, – кричала, что у нее сейчас инфаркт будет. Потом просила подробности произошедшего – написать репортаж про камнепад.

– Тетя Тома, вы еще ждете вызова? – спросила мама.

– Нет, мне некому звонить. Открытку самой себе отправила. Смотри, какие красивые. У нас обычные, а тут виды, горы, море. Буду смотреть и вас вспоминать, – ответила тетя Тома.

– Как же некому? – ахнула Катя, выйдя из телефонной будки.

– Так бывает, что некому. Сама виновата. Когда дети во мне нуждались, мне не до них было. А когда очнулась и просилась, уже им не сдалась. Внуки есть, но я их не видела. Какая из меня бабка? Ни дочка, ни сын меня не ждут, сами справляются. Чужая я для них. Мужа похоронила давно. Плохо похоронила. Ни разу на кладбище не была. Памятник не поставила. Сейчас боюсь ехать – там, наверное, совсем все заброшено. Стыдно мне. Хоть бы крест какой-никакой поставить, плиту самую дешевую. Одна я. Засыпаю, а перед глазами портрет мужа. Прикрепили его кое-как, в землю воткнули. А портрет не под стеклом. Давно уж упал, наверное. Грех на мне большой. Отмолить уже не получится. Да я и не пытаюсь.

– Тетя Тома. Но вы же такая добрая… – Катя, не выдержав, расплакалась.

– Так получилось. Дети мои тоже мне это в упрек ставили – что для других я добрая, а для них – чужая. Видно, судьба у меня такая. Я ж в детском доме нянечкой работаю. Всю жизнь с чужими, выхаживаю, кормлю, сердце им отдаю. А на своих, получается, сердца не хватило. Меня чужие дети мамой называли, а свои шарахались. Дочь на свадьбу не позвала. Сказала, что не надо ее позорить. Сын… он поближе. Писал, чтобы я приезжала. Но как я могу бросить своих? Не могу. Они же ждут. Пока ходить смогу, пока глаза хоть что-то видят, в детдоме останусь. Мне Павлика надо дотянуть и Верочку. Обещала им. Павлика, пока он совершеннолетним не станет. А Верочку замуж обещала выдать. Платье ей сшить. Такая девочка замечательная. Десять лет. Надо еще восемь протянуть. Мне путевку выписали. За выслугу лет. Пансионат хороший, процедуры, питание. Только я не привыкла к такому. Всегда при ком-то. Одна не умею. Ничего… это я переволновалась. Отдохну две недели и снова на работу. Верочке обещала ракушку привезти. Большую. Если ее приложить к уху, шум моря можно услышать. А Павлику – морского конька или ежа. А еще хочу куриного бога найти. Никогда не находила. Может, в этот раз удастся. Желание загадаю и буду на шее ракушку носить.

– А что загадаете? – спросила я.

– Загадаю, чтобы вы были здоровы. Дети. Мои, чужие. Нам уже не надо, пусть у вас все будет. Ольга, а как билет обратно взять? Поможешь? Я-то в один конец купила. Говорили, что вернуть нельзя, если что.

– Купим, тетя Тома, обязательно купим, – заверила ее мама.

Тетя Тома умерла через три дня. Мама с Катей приехали ее проведать в пансионате. Оказалось, что проведывать уже некого. Только опознавать. На шее тети Томы висела обычная веревка с ракушкой – куриный бог.

– Да, это она, – сказала мама.

Катя кивнула. Я опять присматривала за Аркашей. И мне пришлось объяснять ему, что люди умирают. Аркаша не плакал. Слушал внимательно. Я рассказывала мальчику то, что слышала от бабушки. Что умершие люди присматривают за нами с небес. Что с ними можно разговаривать и советоваться. Закрыть глаза и спросить. Я так до сих пор делаю. Когда мне нужен совет, закрываю глаза и спрашиваю у бабушки – как бы она поступила? Бабушка всегда отвечает.