Итак, настороженный человек живет в постоянном состоянии проективного осознания, но при этом не обязательно присутствует максимально интенсивная проекция. Цель настороженности не отличается (разве что по степени) от цели подозрительного или проективного внимания. Их цель состоит не в избегании угрозы, а в избегании уязвимости — перед лицом опасности нельзя быть пассивным, нельзя, чтобы она застала врасплох. Но если в регулярной проекции, где давление защитного напряжения более велико, этой цели неизбежно сопутствует позитивная определенность угрозы, то в настороженности ей сопутствует постоянное осознание возможности угрозы. Из этого следует, что для большинства параноидных характеров состояние настороженности представляет собой постоянную основу для защитного напряжения и проективного восприятия. Усиление защитной мобилизации и явное проективное создание внешней угрозы могут мгновенно подняться над этой основой, и это происходит при любом усилении внутреннего напряжения или при раздражающем внешнем событии, при любом намеке на реальную внешнюю угрозу. Но они не могут спуститься под это основание, разве что на миг, и при этом немедленно появляется ощущение дискомфорта и уязвимости. Если случай не тяжелый, то возможность угрозы не обязательно постоянно находится в фокусе осознания. Но эта возможность из сознания никогда не исчезает полностью, никогда не полностью забывается, и настороженный человек никогда не может полностью расслабиться.
Если же возможность опасности покидает внимание настороженного человека (а это на короткие моменты случается даже у самых настороженных параноиков), то с поразительной быстротой возникают неприятные мысли, например, мелкие сигналы уязвимости. И такие люди вовремя вспоминают, что улыбаться не стоит, или, что купить галстук, как у босса, — значит по-детски обезьянничать, а сразу соглашаться — признак подхалимства. С помощью таких идей восстанавливается состояние настороженности и предотвращается появление ощущения уязвимости.
Соотношение между параноидным и обсессивно-компульсивным стилями В предисловии я предположил, что изучение общих стилей деятельности может пролить свет на связь между определенными патологическими состояниями, которые достаточно различаются между собой при обычном психиатрическом описании, но ассоциируются эмпирически. Параноидное и обсессивно-компульсивное состояния являются наиболее ярким примером такой ассоциации. Например, хорошо известно, что предболезненный фон параноидной декомпенсации часто оказывается обсессивно-компульсивного и, особенно часто, обсессивного характера. Еще более веским подтверждением родства между этими стилями является существование пограничных психотических состояний, иногда называемое пред(параноидными) шизофреническими состояниями, в которых переплетаются черты одержимости и паранойи. Здесь трудно определить, является ли дотошная интеллектуализация (наиболее очевидная черта такого состояния) обсессивной или параноидной.
Таблица 1
Таблица 2
Сами по себе диагностические ярлыки не имеют большого значения; интерес представляет сходство форм, проявляющееся в таких переходных состояниях. Это родство не отмечено в названиях, которые мы даем характерным защитным механизмам, чертам или симптомам, но на мой взгляд, это родство безошибочно подтверждается даже кратким изучением формальных качеств. Такое изучение подтверждает не только сходство этих стилей, но и го, что между ними есть близкое и несомненное родство, и каждый формальный аспект одного стиля имеет соответствующий родственный аспект в другом стиле.
Для краткости и простоты я составил две таблицы. В первой таблице сравниваются два стиля познания; во второй — более общие аспекты двух стилей.
Мне думается, все стало значительно яснее: я не утверждаю, что эти таблицы включают в себя все основные аспекты формального сходства. Они включают в себя лишь те формы родства, которые я мне удалось обнаружить в процессе изучения каждого стиля. С их помощью я не собираюсь ни доказывать, ни опровергать родство между этими стилями, а лишь хочу предположить наличие этого родства и указать на его природу.