До сих пор мы видели, что защитные установки нацелены на сохранение status quo.* И это, в основном, характерно для большинства периодов аналитической работы. Например, в начальной фазе работы с «ушедшим в отставку» потребность пациента сохранить в неприкосновенности каждый кусочек своей замкнутости, отчужденности, своей «свободы», своей политики не-хочу или не-буду-бороться полностью определяет его установку по отношению к анализу. Но у захватнического и смиренного типов, особенно в начале работы, аналитическое продвижение задерживает другая сила. Как в жизни они открыты позитивным целям (достижение абсолютной власти, торжества или любви), так и в анализе они стремятся к ним всеми силами. Анализу предстоит убрать все преграды к их неомраченному торжеству или к достижению безукоризненной, волшебной силы воли; обаяния, перед которым никто не устоит; умиротворенной святости и т.п. Следовательно, здесь уже не просто пациент стоит на страже своих целей, а пациент и аналитик изо всей силы тянут в разные стороны. Пусть даже оба говорят об эволюции, росте, развитии, для них это совершенно разные вещи. Аналитик имеет в виду развитие подлинного
* Я предлагала такое определение «сопротивления» в «Самоанализе». Глава 10: «Работа с сопротивлениями».
Все эти обструктивные силы присутствуют уже в мотивах обращения пациента за помощью к аналитику. Пациент хочет пройти анализ, чтобы избавиться от таких неприятностей, как фобия, депрессия, головная боль, трудности в работе, половые расстройства, повторяющиеся неудачи того или иного рода. Он приходит, потому что не может справиться с тяжелой жизненной ситуацией – жена изменяет, муж ушел из дома. Он может прийти и потому как смутно чувствует, что остановился в развитии. Все это, казалось бы, достаточные причины для прохождения анализа, не требующие дальнейшего исследования. Но, по только что упомянутым причинам, мы все же спросим: кто страдает? Сам человек, с его реальным желанием быть счастливым и расти, или его гордость?
Конечно, здесь нельзя провести особо четкую грань, но нужно помнить, что, в основном, это гордость делает некоторые существующие расстройства невыносимыми. Уличная фобия, например, может быть невыносима для человека, потому что задевает его гордость своей властью над любой ситуацией. То, что ушел муж, становится катастрофой, если фрустрирует невротическое требование честной сделки. («Я была такой хорошей женой, я имею право на его преданность».) Сексуальные затруднения, не беспокоящие одного, будут невыносимы для другого, который должен быть образцом «нормальности». Остановка в развитии может так сильно расстраивать из-за того, что блеска без усилий как-то не получается. Роль гордости видна в том, что за помощью могут обратиться по поводу незначительного, но задевающего гордость нарушения (дрожат руки, в лицо бросается краска, страшно выступать перед публикой), легко проходя мимо нарушений гораздо более важных, но играющих слабую роль в решении пройти анализ.
С другой стороны, гордость не пускает пойти к аналитику тех, кому нужно и можно помочь. Их гордость своей самодостаточностью и «независимостью» превращает перспективу помощи в унижение. Обратиться за помощью недопустимо: нельзя «распускаться». Надо уметь со всем справляться самому. Гордость властью над собой не позволяет даже допустить существования каких-то там невротических проблем. В лучшем случае они придут проконсультироваться по поводу невроза приятеля или родственника. В таких случаях аналитик должен быть готов к тому, что это единственная возможность для них поговорить, хоть и не прямо, о своих собственных затруднениях. Гордость мешает им реалистически подойти к своим проблемам и получить помощь. Конечно, не какой-то особый вид гордости запрещает обращаться к аналитику. Мешать этому может любой фактор, вытекающий из решения внутренних конфликтов. Например, «уход в отставку» может быть так прочен, что они лучше махнут рукой на свои нарушения («Уж так я создан»). Смирение не дает «эгоистично» сделать что-то для себя самого.