Торопливо утерев набежавшие слезы, княгиня вновь принялась за чтение: «Бысть же в субботу второ-первую идти Ему сквозе сеяния, и восторгаху ученицы Его класы и едяху, стирающе руками. Нецыи же от фарисей реша им: «Что творите! Сего же не достоит творити в субботы!» И отвещав Иисус, рече к ним: «Ни ли сего чли есте, еже сотвори Давид, егда взалкася сам и иже с ним бяху, како вниде в дом Божий, и хлебы предложения взем, и яде, и даде и сущим с ним, ихже не достояше ясти, токмо единем иереем». И глаголаша им: «Яко господь есть Сын Человеческий и субботе!»
Она продолжала читать, а мысли своевольно уносились к детям. Если сейчас им, мужественно противостоящим немцу, захочется скоромного, прости им, Господи, сие прегрешение. Для подкрепления сил позволь им вкусить непостной пищи! А я за них наношусь, совсем вкушать пищу перестану, на одной святой воде буду стоять. Помилуй их. Боже правый!.. Феденька, пошли братьям своим тот свой испарятель! Помнишь?..
Однажды Федя придумал смешную игру — нашел где-то в лесу причудливый корень и говорит: «Это у меня такой испарятель. Всех врагов может испарять. Всякое вредное, что есть для русского человека, испарит без остатка. Все может испарить. Кроме Бога».
А однажды ему приснился сон про говорящую грамоту: «Матушка! Мне говорящая грамота приснилась!» — «И что же она тебе сказала, сыночек?» — «Ничего не сказала. Упала с неба — и молчит». — «Какая ж она тогда говорящая, коли молчит?» — «А на небе сильно говорила». — «Что же она на небе сказывала?» — «Не помню».
В другой раз она ему читала книгу перед сном, а ему сокрушительные слова в голову лезли… Да нет же! Это Саше! Она им обоим как-то читала перед сном книгу, а Саша ни с того ни с сего:
— Афителька!
Она продолжала читать. Он слушает, слушает, вдруг опять так громко:
— Афителька!
— Что еще за афителька такая? — удивилась Феодосия.
— Не знаю, мамочка, слово такое в голову мне лезет— «афителька». '
— Потому что ты невнимательно слушаешь.
— Ну я же не виноват, что мне такие сокрушительные слова в голову лезут!
Федя сам не любил книги читать, любил слушать. А Саша наоборот — еще бывало ни одной буквы не знает, а возьмет книгу, откроет и якобы читает — то нахмурится, то удивленно вскинет брови, то улыбнется: «Ишь ты!» И так подолгу мог сидеть, изображая чтение. Потом надоест ему, подойдет и сердито спросит, указывая пальчиком в страницы книги: «Чо пысано? Мама, чо пысано?»
Помнишь, Феденька, как Саша тебя просфорками с медом утешал? Пошли же ты ему теперь утешение в битве! Ведь ты же — святой молодец. Помоги ему одолеть немцев! Помнишь, Феденька, как он однажды спросил у тебя: «Федь, а дети все хорошие?» «Все хорошие», — сказал ему ты. «А немецкие дети тоже хорошие?» — «Тоже хорошие». — «Вот бы они своих больших немцев побили!»
Или нет. Это он не Федю, а отца про немецких детей спрашивал.
— Господи, что же это я! — спохватилась Феодосия, видя, что давно уже читает Евангелие, думая совсем о другом, не о Христе Боге. Стала проникновенно продолжать чтение: «Блажени будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческого ради. Возрадуйтесь в той день и взыграйте: се бо мзда ваша многа на небеси».
Ярослав всегда учил детей прощать врагов своих. Сначала сражаться с ними, а потом прощать их. Бывало на деревянных мечах бьются братья, один другого понарошку заколет и над поверженным непременно должен произнести: «Прости меня, брате, что пришлось мечом вразумлять тебя!» «Так и врагов своих, повергнув, прощайте», — учил Ярослав Всеволодович. Смелые они росли все — и Федя, и Саша, и Андрюша. Только Костя всегда был боязливый. Но и тот старался свою боязнь преодолевать. Посадят его на коня верхом, он весь дрожит, боится, плачет, бедный. А потом, когда снимут, походит-походит и говорит: «Давай опять бояться!», имея в виду, чтоб его снова на коня посадили.
До чего же они все маленькие смешные! Милые мои детушки! Окрутики вы мои!
Это тоже Сашино — «окрутики». Он так огурчики называл. Этот коней не боялся. С первого раза, как его верхом в седло усадили, сидел так, будто в седле и родился. Выдумщиком он всегда был не хуже Федьки. Однажды говорит:
— Конь отчего так быстро скачет?
— Потому что у него ноги сильные и прыткие, — сказала Феодосия.
— Вовсе не поэтому.
— А почему же, Сашенька?
— Потому что у него внутри — быстрая мякоть. Он ее нажмет, она и несет его вскачь.
А как он про первый снег сказал. В одну зиму не было снега, а потом как выпало разом много, все вокруг вмиг стало свежим и белым. Саша вышел из дома и восхитился:
— Ух ты, как намоложило!
А в другой раз на реке увидел рой пчел. Почему-то пчелы кружились над самой поверхностью воды густым клубком, волнами перетекая сверху вниз, снизу вверх. Саша посмотрел и говорит:
— Это у них такой мухной водопад.