Невская битва

Андреас фон Вельвен взял на себя смелость, на­звавшись магистром Тевтонского ордена. Впрочем, ча­стично он имел на то право, ибо гроссмейстер Герман фон Зальца считал его своим преемником и даже на­зывал юнгмейстером — малым магистром. К тому же Ливонская комтурия ордена была сейчас одна из са­мых могущественных, лучшие рыцари устремлялись в Ливонию в жажде завоеваний на восточных землях.

Еще в прошлом году Герман приехал к Андреасу в Ригу, и они вместе стали строить большие планы в отношении восточных земель. Время наступало самое подходящее — обессиленные и истомленные та­тарскими грабежами русские князья сейчас не могли оказывать сильного сопротивления натиску герман­ского духа и германской мышцы. Гардарика13 стонала от нашествия Батыя.

Вскоре после Рождества гроссмейстер стал сильно хворать — с каждым днем теряя и теряя жизнь из сво­его изнуренного походами и путешествиями, постами и пиршествами тела. Теперь, узнав о предстоящей свадьбе князя Александра, Герман отправил Андреаса в Новгород, чтобы тот мог собственными глазами уви­деть, каковы дела в Гардарике и можно ли начинать расширение ордена на восток.

Помимо собственной свиты, юнгмейстера сопро­вождали шестеро замечательных рыцарей. Трое давно уже принадлежали к благословенному Тевтонскому ордену Пресвятой Девы Марии — Эрих фон Винтерха-узен, Габриэль фон Тротт и Йорген фон Кюц-Фортуна. Трое других лишь в прошлом году вступили в братство Германа фон Зальца. До этого они были членами брат­ства Меча и Креста, швертбрудерами, как они себя именовали — братьями по мечу, или меченосцами. Но их орден, просуществовав тридцать пять лет, потер­пел сокрушительное поражение от литовцев и земгаллов, и его немногочисленные остатки вынуждены бы­ли присоединиться к главному германскому ордену.

Этим троим Андреас не очень-то доверял, но гросс­мейстер приказал взять их с собой, чтобы в путешест­вии проверить, действительно ли они верны Марие-нордену.

О Гардарике Андреас знал много, но не вполне до­статочно. Многим тевтонам нравилось распускать слу­хи о том, что там живут дикари, питающиеся челове­чиной. Но на самом деле все знали, что русы вполне об­разованны, рьяно исповедуют христианскую веру, хотя и столь же рьяно сопротивляются вхождению под покров папской власти. Впрочем, и сами германцы не­когда яростно воевали с папством во времена императора Генриха IV, не желая подчиняться. Но с тех пор прошло немало времени, завоевание святых земель Па­лестины и Сирии примирило тевтонов с властью папы.

Новгород восхитил тевтонских рыцарей своим ве­ликолепием и мощью. Заросшие шерстью людоеды им нигде не попадались, храмы полнились верующими, и даже встречались люди, весьма сносно владеющие германской речью. О развитости новгородского обще­ства свидетельствовала и его многослойность — Анд-реас насчитал до двадцати разных сословий, чего ему нигде доселе не доводилось наблюдать.

В Новгороде князя Александра путешественники уже не застали и направили копыта своих лошадей дальше на юг — в крепость Торопец, расположенную в точке схода границ Новгородской земли, Смоленско­го и Полоцкого княжеств. Здесь и должна была состо­яться свадьба.

Первые впечатления юнгмейстера не утешали — западная, или словенская, Гардарика, по которой он путешествовал со своим крепким отрядом, представ­ляла собой цветущий и богатый край, население кото­рого явно способно было отстоять свое богатство и бла­гополучие. Рыцарей всюду привечали, щедро корми­ли и поили, беря весьма небольшую мзду. За неделю езды они потратили столько, сколько в Европе им хва­тило бы дня на два. Русичи постились строже, чем ев­ропейцы, но по просьбе тевтонцев без смущения при­носили им рыбное и молочное. А в скором времени ожидалось окончание Великого поста и обильное раз­говение, о котором рыцари только и говорили в по­следние дни.

В Торопец они прибыли в канун Благовещения, обозначили свое прибытие и разместились в одном из странноприимных домов с весьма обширными жилы­ми помещениями. На другой день ни свет ни заря хо­зяева разбудили их громкими восклицаниями:

— Гавриил! Гаврила идет! Гаврилу встречайте!

Оказалось, именно так тут положено было начинать этот праздник. С шумом русы вносили клетки с птицами, и этих птиц следовало выпускать на волю, на что Йорген фон Кюц-Фортуна, будучи птицеведом, проворчал, что при таком морозе мало кто выживет из выпущенных птиц, привыкших за зиму к домашнему теплу. Но спорить с местными жителями тевтонцы не стали и охотно вовлеклись в общий настрой праздни­ка. К тому же двое рыцарей оказались «Гаврилами» — Габриэль фон Тротт и бывший швертбрудер Габриэль фон Леерберг. За это им в волосы воткнули перышки и пушинки и первыми разрешили выпустить птиц на волю. Впрочем, вскоре появился священник, кото­рый, строго прикрикнув на преждевременно праздну­ющих, сказал, что птиц следует выпускать не до, а по­сле праздничной литургии.