Невская битва

Он глубоко вдохнул, дав сердечному пламени боль­ше воздуха, чтобы оно могло заняться еще более. Ему стало весело и так легко, что, казалось, только вскочи и распрокинь руки — непременно полетишь!.. И Алек­сандр вскочил, но не раскинул, а прижал руки к груди и метнулся к образам. И сердечная молитва птицею вырвалась из уст Ярославича. Горячо потекла к ико­нам, к пламени свечи и к огоньку лампады, который как будто взбодрился при виде свечного огня, обретя друга, вырос и тоже стал радостным и торжественным.

Не заметив как, Александр уже стоял на коленях, и две счастливые слезы сладко стекали по его щекам.

Он вдруг испугался, что слишком ярко разгорелось пламя свечи, озаряя образа уже желто-жарким све­том, золотистым, весенним… А оказывается, это рас­свет пришел в оконце, по-господски властно и небреж­но ступив в Александрову горницу.

Чижики и щеглы весело попискивали в своих кле­точках, радуясь наступлению нового дня.

Лучезарный Ярославич вскочил с колен, но молитв он знал много, и они не кончались, живыми птицами излетая из уст его, тесня одна другую, спеша распря­мить крылья и выпорхнуть. Ибо нет смерти, а есть вечная весна Господня!

Но вот уже и последние пташки вылетели из клети Александровой груди, и все остатки слез давно высох­ли, князь глубоко вздохнул и напоследок еще раз про­пел праздничный тропарь «Днесь спасения нашего…» и, целуя руку Богородицы на иконе, еще раз повторил:

— Радуйся, благодатная. Господь с тобою!

Потом он собрал несколько имеющихся в опочи­вальне лампадок, добавил в них масла, расправил ви-тели и осторожно одарил каждую лампадку огнем от свечи, зажженным благовестником Алексием. Он уже нисколько не сомневался в подлинности предрассвет­ного явления.

А когда лампадки ожили, Александр расставил их по всей горнице и стал одеваться — намотал на ноги чулки, сменил сорочицу, подпоясался новым ремеш­ком, выглянул из опочивальни и громко воскликнул:

— Савка! На голубятню!

Глава третья

ПТИЧИЙ ПРАЗДНИК

А я-то уже и не спал. Тотчас вскочил и проворчал: — Кому Савка, а кому — Савва Юрьевич. Но на самом деле-то мне стало очень весело. Я все­гда ворчу на него, чтобы он тоже не очень разбаловался, но, вообще, когда он появляется, тут уж, братцы, такой свет светлый, что знай гляди во все глаза!

На голубятню! С превеликим удовольствием. Быст­ро оделся, шепча «Отче наш» и «Ангеле Божий». Трижды перекрестился на образа Богородицы и Саввы Стратилата и громко спросил:

—    Славич! Кого-нибудь еще возьмем с собою?

—    Бысю буди, — отозвался князь из-за своей двери.

—    Чего меня будить? Я уже встал, — появился тут как тут Сбыславка, уже одетый и веселый, как мы. «Пию-пи, чет-чет», — возясь, восклицали чечетки в клетке, которую он нес. Я взял свою клетку, в кото­рой нетерпеливо чечекали славки и переговаривались синички, стал их перелавливать и пересаживать в Бысину, к его чечеткам. Перепуганные пташки даже за­теяли между собой битву, но не смертоносную.

Тут и Александр наконец вышел из опочивальни со своей клеточкой, там у него возились щеглы и чижи­ки, которых я тоже пересыпал в общий садок.

—    Ну, с праздником, Славич, — сказал я, кланя­ясь князю, — с Благовестью тебя! Как спалось-то?

—    Благовестно, — ответил, а сам так и светится улыбкой. Так мы втроем и отправились на дворцовые верха, где у нас была устроена голубятня с птицами десяти разных пород. Однако же, и подморозило за ночь, солнце теперь боролось с холодом, но в одних сорочицах нам было не жарко. Хладостойкие голуби си­дели нахохлившись, а теплолюбивые, завезенные из Фрязей колумбики, были припрятаны в особой теплой горнице у ловчего Якова.

Ох и хорошо же сверху смотреть на город, особенно в такое утро! Снег так и сверкал, будто озеро от края до края. Недолго ему оставалось, еще немного — и пой­дет сок! А тут еще скоро уж Пасха, а за Пасхой — свадьба. Хорошо!

—    Кем начнем? — спросил Быся.

—    Загадаем, — предложил князь. — Кто щегла вытащит, тому всю жизнь предстоит в аксамитах щеголять. Кто славку достанет, тому славы много до­стать.

—    А кто синицу? — спросил я.

—    Тому дома сидеть, синицу в руке держать, — засмеятся князь.

—    А кто чечетку?

—    Тому только болтать без дела, а дела не делать.

—    Ну а чижика?

—    Тому чижиться, — загадочно ответил Ярославич.

—    Это как же? — переспросил Быся.

—    Аи увидим опосля, — еще загадочнее сказал Александр. — Ну, давай мне садок, я первый буду брать.

Он взял у Быси птичий садок и, не глядя, сунул ту­да руку, схватил из пернатого колготанья одну трепе-туху и вытащил ее. Чуть приоткрыл пальцы узнать, какого она звания. Оказалась славочка. Она возму­щенно молвила: «Чек-чек!» Александр рассмеялся и выпустил птицу, осенив ее вдогонку крестным зна­мением.

—    Кому ж еще славы достать, как не тебе, Славич! — сказал я, чуя, что мне попадется что-нибудь не­путевое. Только бы не синица — кому охота дома си­деть!

—    Теперь ты, Сбыслав, — велел князь.