Невская легенда

Бомбардирский капитан не смотрел больше ни на солдатика, ни на растерявшегося сержанта. Он разговаривал с Иваном Окуловым:

— Издалека ли пожаловал, батюшка?

— В Ладоге был, у владыки, — ответил священник и повторил вопрос, с каким появился на батарее: — Не знаешь ли, господин офицер, где мой сын, Окулов Тимошка?

11. НЕВО́-ОЗЕРО

В тихой безлюдной бухте сойма переждала бурю. Она не совсем еще стихла, когда сурового полотна парус вынес деревянное суденышко на простор Ладожского озера.

Тимофей Окулов и Михайла Щепотев плыли, зорко поглядывая, но не таясь. От берегов отошли далеко. На горизонте пустынно. Не видать ни рыбачьих шняв, ни военных бригантин. То ли буря всех разогнала, то ли начавшаяся война заставила одних отсиживаться в хатах, других научила осторожности.

Кажется, во всем мире, меж водой и небом, только и есть одна живая, движущаяся черточка — окуловская сойма.

Тимофей, сидя на корме, правил парусом. Веревку намотал на руку. Тяжелая перекладина, оттягивавшая полотно, время от времени проносилась над головой. Тимофей чувствовал перемену ветра загодя; еще не подуло, а кормчий уже поставил парус. Щепотев, растянувшись на днище, смотрел, как ловко Окулов «берет ветер».

— Ну что, сержант, — спросил Тимофей, — не жалеешь, что отправился со мной? Дорога-то далекая, не гладкая…

Щепотев бросил в ответ:

— Состарюсь, облысею, зубы порастеряю, тогда и стану выбирать дорожку поближе, поглаже.

Как-то не верилось, что Михайла Иванович когда-нибудь состарится, его кудрявые волосы поседеют, блестящие глаза поблекнут, трубный голос охрипнет. Нет, невозможно это. Таким ему до последнего часа по жизни шагать, удачливому, веселому и бешено смелому. Солдаты до старости не живут.

Окулову пришел на память разговор с Шереметевым за несколько дней до похода на озеро. Фельдмаршал сказал:

— Выбирай, с кем пойдешь. Дадим тебе любого.

Ладожанину захотелось поймать Шереметева на слове. Вовсе не веря в сбыточность, скорее шутки ради, он назвал сержанта Щепотева. Михайла Иванович пришелся по душе Окулову с того часа, как услышал его на военном совете, а потом увидел во время ночной передвижки ладейной флотилии по берегу, из озера в Неву. Да, с таким сотоварищем не пропадешь, такой не выдаст, из любой беды выручит.

Конечно, Тимофей предвидел ответ фельдмаршала:

— Щепотев нам здесь крепко надобен.

Лицо у Бориса Петровича стало неприятно отчужденным. Задумался, точь-в-точь — скупец над своими сундуками. С этим червонцем расставаться жаль, да и тот рублевик уж очень хорошей чеканки. Сказал со вздохом:

— Дело твое великой важности… Ладно, пойдет с тобой сержант Щепотев.

Михайла Иванович негодовал, зачем его отсылают из-под Нотебурга, когда здесь со дня на день должен начаться штурм. Справедливо считая, что во всем виноват попович, он даже немного поругал его. Но потом смирился.

Хорошо было лежать на дне соймы и смотреть в небо. Уже вдали от берегов, сержант сказал примирительно:

— Что ж, можно и по озеру погулять.

Тогда Тимофей произнес с суровостью в голосе:

— Дай бог вынести нам головы из этой прогулки.

Щепотев знал, что попович не из робких. Глубокая серьезность сказанных им слов заставляла подумать о многом. Правда, что Ладога шуток не любит. Правда и то, что приказ, полученный Окуловым, был из тех, какие надо либо выполнить, либо умереть.

С начала войны, и в особенности когда она переместилась вплотную к Ладожскому озеру, русские разведчики во всех подробностях просматривали Приладожье и Невское поморье. Искали гавани, подсчитывали расстояния, нащупывали подходы к шведским бастионам.

Уходящим в разведку Петр самолично либо через воевод указывал, «чтобы побывал в Орешке, и буде в него нельзя, хоть возле его. А место тут зело нужно: проток из Ладожского озера в море… и зело нужно ради задержания выручки».

Накануне штурма Нотебурга это стало делом первостепенным — задержать выручку осажденным, не дать врагу внезапно подбросить подкрепление. Крепко памятно было, как под Нарвой неожиданно появившиеся резервы дали победу шведам и вырвали ее из рук русских.

Нельзя было упускать из виду подступы к месту боя.

Таким важнейшим подступом было Ладожское озеро.

Кому могло прийти в голову, что крохотное суденышко, бороздящее озерные воды, несло трудную боевую службу, а две пары неусыпно бодрствующих глаз были глазами русской армии?

Окулов и Щепотев решили, что будут выдавать себя за рыбаков. Попович хорошо знал язык карелов, издавна населяющих этот край. Приладожье было его родиной, а на родине каждое дерево и каждый камень помогают…

Окулов спросил сержанта, приходилось ли ему бывать в Новгороде.

— Бывал, и не раз, — ответил Михайла Иванович.

— Значит, ведома тебе и святая София под золотыми маковками?

— Ведома.

— А видел ли ты Сигтунские врата?

— Ворота как ворота, только железные, — высказал свое мнение Михайла Иванович. — Чего ты их вспомнил?

Тимофей не сразу ответил. Он смотрел, как меркнут вечерние краски, высвеченные уходящим солнцем. Горячая ярь переходила в пепельный цвет, похоже — угли в погасшем костре…