Невская легенда

Сойма шла прямо к шведским кораблям. С палубы одного из них что-то хрипло прокричали. Окулов ответил по-карельски. Размахнулся и швырнул на палубу самую большую рыбину. Там громко, оживленно заговорили, и снова все смолкло.

Тимофей вел сойму уверенно. В Кореле он бывал часто. На воде не существовало для него неизвестных течений, на берегу не было незнакомых деревень.

По тому, что в борта перестала стучать размашистая озерная волна, сержант понял, что теперь плывут они рекой. Прежде чем Щепотев успел спросить, попович подтвердил его догадку:

— Примечай, мы в Узерву вошли[3].

Река протоками как бы обнимала городок с замшелыми стенами и приземистыми башнями под шатрами островерхих крыш. По крепостным стенам ходили шведские солдаты. Изредка покажется офицер, посмотрит в подзорную трубу на озеро и опять скроется.

Посад, когда-то большой и шумный, раскинулся по берегам реки. Покосившиеся домишки казались безлюдными. Окна забиты. О том, что здесь живут, можно судить только по дымкам, клочьями нависшими над трубами, да по неводам, растянутым на кольях для просушки.

Жизнь пряталась за ставнями. Люди хоронились в своих жилищах. Так бывает только в городах порабощенных.

Корела несколькими десятилетиями старше Орешка. Обе крепости — на озере, обе суровым ликом, каменными бойницами повернуты к врагу. Похожи они на двух сестер, протянувших руки друг другу через воды, леса и поля. В Орешке сторона, обращенная на север, называлась Корельской. В Кореле южная окраина именовалась Ореховской.

И судьбы двух городов были схожи. Равные в мужестве, делили они воинскую доблесть и кровавую беду поражения…

Сойма медленно плыла по реке. Тимофей Окулов подвел ее к обширной, но такой низенькой хате, что казалось, у нее нет стен, а только крыша, своими застрехами почти лежавшая на земле.

Возле хаты — никого. Тимофей подергал дверь. Она была закрыта изнутри. Постучал — не слышно ни шагов, ни ответа. Тогда он приблизил губы к щели и отчетливо сказал по-карельски:

— Тимка Окулов приехал к дедушке Шемену.

Звякнул засов, дверь приоткрылась.

В хате было полно и взрослых и ребятишек. От едва тлеющего камелька тянуло дымом. Узко прорубленные окна давали мало света. Идти приходилось на ощупь.

Кто-то взял гостей за руки, повел к камельку. Здесь обоих посадили на чистое рядно, насыпали перед ними горку вяленой рыбы.

Не сразу глаза привыкли к полумраку. Не сразу Окулов разглядел, что рядом с ним сидит сам дедушка Шемен.

— Будь здоровый, Тимка, — прошамкал старый рыбак, — и друг твой пушть будет здоровый.

В Кореле все знали дедушку Шемена. Но никто не мог бы сказать, сколько ему лет. Дети его давно уже стали стариками, а правнуки переженились. Кожа на его лице была серая и дряблая, мускулы щек и рта ослабли. Лицо его никогда не меняло выражения. Жили только выцветшие глаза, светлые, как вода. Дедушка был единственным жителем Корелы, помнившим битву со шведами и сдачу города. Жил он уже второй век.

Несмотря на тяжесть прожитых лет, старик все еще ходил на озеро и в ловле был удачлив. По-русски говорил хорошо, но, как и большинство карелов, не выговаривал букву «с». Звали его Семеном. Сам же он величал себя Шеменом; к этому привыкли, и все считали ломаное имя настоящим.

— Издалеча ль приплыли? — спросил дедушка. — Неужто от Орешка? Шмелые же вы люди…

Разрывая зубами вкусную, просвечивающую жирными боками рыбу, Окулов выкладывал вопрос за вопросом, все, что его интересовало. Он ни о чем не предупреждал старика. Знал — все сказанное ему с ним и умрет.

Дедушка Шемен рассказал, что адмирала Нумерса в Кореле нет. Он еще до осады Нотебурга ушел водой в Выборг за новыми кораблями взамен потопленных. Слыхать, вооружает большую эскадру. Все же раньше, чем к будущей весне, не поспеет…

После нападения тыртовского «плавного каравана» шведы в Кореле переполошились и долго опасались выводить суда из гавани. Только раз ходили на двух кораблях к невскому горлу, обстреляли русские войска и вернулись обратно…

Тимофей пожал руку старика. Радость проблеснула в глазах ладожанина. Озеро свободно от вражеских кораблей, и отныне нет дороги, какой шведы могли бы дать «сикурс» осажденному Нотебургу.

Да так ли это? В самом ли деле нет такой дороги? Еще рано радоваться, «русский Тим».

Дедушка Шемен хорошо понимал, что́ именно хотят знать его друзья. Он рассказывал тихо, словно песню пел, и раскачивался в лад словам. Тонкие, прозрачные веки прикрывали блеклые глаза.

Что знает русский друг об Узерве, о ее течении, о тропах ее долины? Ложе Узервы каменисто, порожисто, иссечено водоскатами? Это так. Долина непроходима, завалена скалами, заросла вековым лесом? И это правда. Но пусть русский друг послушает, что расскажет старый Шемен.

Гости затаили дыхание. Перед ними раскрывалась тайна реки, похороненная под толщей времени.