Нет, кипящая на подводных грядах, прекрасная и капризная Узерва не всегда текла так, как она течет сейчас. В давние годы, оставившие память в песнях, Узерва несла свои воды двумя руслами. Одно поворачивало к морю, к тому месту, где сейчас высятся стены Выборга. Другое русло устремлялось к Ладожскому озеру.
Люди знали о причудах реки. Когда-то шведские дружины этой водной дорогой приходили из-под Выборга прямиком к Ладоге. Сохранилось даже имя предводителя одной из разбойных дружин — Сиге Лакке.
Хаживали той дорогой и новгородцы на своих ладьях. Случалось это, когда Неву плотно перекрывал враг и оставался лишь этот путь к морю, опасный, доступный только смельчакам.
С годами морской рукав Узервы пересох, остался только озерный.
— Но ты пошлушай, Тимка, — прошепелявил старый карел, — там, где когда-то текла река, может шейчас пройти человек? Подумай, Тимка.
Окулов вскочил на ноги. В камельке зашевелились и сникли языки пламени.
— Едем, Михайла Иванович, едем! — заторопил он.
— Вот ведь неугомонный, — проворчал сержант.
— Пойми, нельзя медлить, — настаивал Тимофей.
Он распоряжался уже у причала.
— Парус оставим, на реке не понадобится, — говорил Окулов. — Дедушка, сижиные сачки у тебя есть? Давай сюда. Если кого повстречаем, скажем — едем к камням сигов ловить…
Отчалили. На сойме доплыли до первого порога. Дальше отправились пешком.
Такой дикой, даже страшной в своем величии красоты, Щепотеву никогда не приходилось видеть. Казалось, идут они по окаменевшей сказке.
Громоздились скалы. Местами они перегораживали русло. Узерва свирепо вскидывала измельченную в пыль воду. Она бросалась в стороны, как конь, не знающий узды.
Пересохшие старицы открывались взгляду мрачными ущельями. Каменная порода здесь одна — гранит. Но каких красок, каких затейливых форм был этот гранит! Разведчики шли то голубовато-серыми, то красными, как кровь, то зелеными, в золотистых струях, отрогами.
Щепотев видел перед собою зубцы каких-то башен, застывший вихрь, нагромождение безмолвных чудищ. Встречались камни, странно похожие на огромное живое лицо, запрокинутое к небу, и другие — похожие на бегущего человека. Сержанту даже почудилась впереди неподвижно застывшая армия. Лишь подойдя вплотную, разглядел ровные ряды полуушедших в землю валунов.
Наверно, он долго разглядывал бы гранитные громады. Но вдруг донесся человеческий крик, заставивший его встрепенуться.
Сержант побежал вперед, куда за несколько минут перед тем ушел Тимофей. Окулова нигде не было видно, хотя теперь уже ясно, что голос его и что он зовет на помощь.
Еще шаг, и Щепотев полетел бы в прикрытую зарослями кустарника расселину. Он попятился в ужасе. Лег на землю, подполз к краю пропасти и увидел ладожанина, вцепившегося обеими руками в каменистый выступ.
Сержант схватил друга за рубаху. Медленно отползая, вытащил его из расселины.
Тимофей попробовал встать, но сразу же упал.
— Нога! — простонал он сквозь сжатые зубы.
Михайла Иванович ощупал ногу. Она была вывихнута при падении.
Окулов лежал на земле не двигаясь. Боль приутихла.
— Как мыслишь, — задал он сержанту всего больше тревоживший его вопрос, — могут тут пройти шведы?
— Наши солдаты прошли бы, — ответил Щепотев.
Следовало дальше разведать пересохшее русло. Но сейчас это невозможно. Тимофей не мог и шага сделать. Сержант взвалил его на спину. Двинулись обратно тихо, с осторожностью.
До соймы добрались уже в темноте. Здесь ждал их дедушка Шемен.
— Беда, — коротко сказал старик, — шпашаться надо!
Оказалось, вся Корела поставлена на ноги. Шведские солдаты набрели на припрятанный парус с соймы. Сразу разглядели, что он московской выделки. Теперь повсюду ищут русских. Бригантины вышли в озеро. Солдаты бросились вверх по Узерве. Старый рыбак обогнал их по известным ему одному тропам. С часа на час они будут здесь и найдут сойму.
— Шкорей шпашаться надо! — повторил старик.
Не обращая внимания на стоны Тимофея, он стащил сапог и ощупал посиневшую ногу.
— Парень, — повернулся карел к сержанту, — зажми Тимке рот, не шибко орал бы.
Сознание Окулова померкло от невыносимой боли. Но когда очнулся, с радостью ощутил, что может твердо стоять на вправленной ноге. Только чуть прихрамывал.
— Шкорей, шкорей! — торопил дедушка.
Он вывел их к берегу озера далеко от селения. Тихонечко свистнул. Из темноты вышел один из внуков старого рыбака. Только подойдя к самой кромке воды, можно было заметить качающийся на волне челн. Он был выжжен из цельного дуба. На днище лежали мешок с едой, кое-какая одежонка и залатанный парус.
На прощанье в последний раз посидели со стариком на бережку.
— Дедушка, — сказал Окулов, — ты тут гляди хорошенько. Вроде как постовой остаешься. Особенно следи, не появились бы шведы со стороны Узервы. Если что, дай знать на Неву. Кого-нибудь из сыновей пошли…
— Где же им, — печально усомнился карел, — шовшем дряхлые штали. Я внуков пошлю. Шкажу — умрите, а вешточку передайте… Ты не тревожила, Тимка.
Еще старик сказал, чтобы русские друзья не плыли прямо к Орешку; на всем пути к Неве шведы будут их искать. Пусть русские друзья спасаются у полуночи[4]
.