Невская легенда

— Видать, ты по кнуту соскучился, — и повел глазами в сторону Бухвостова.

Трофим ответил в полный голос:

— Не сумлевайся. Леонтьич — он простой, солдату брат…

Логин Жихарев смотрел на Ширяя из-под нависших бровей. Вот ведь, Троха-Трофим, сиповщик ты наш, хлебнули мы с тобой лиха полной пригоршней…

Литец спустил с полатей босые ноги.

— Послушайте, — сказал он, — послушайте, как я крепостным стал. Хотя мы, Жихаревы, спокон века были однодворцами…

Рассказывал Логин коротко. Долгие речи держать не умел. Жихаревы родом из-под Москвы. Считались они однодворцами: вольными людьми, но очень бедными. Все их богатство — хатенка да кое-какая живность.

Логин был уже умелым мастером и работал на Пушечном дворе, когда случилось несчастье.

Царь подарил подмосковные поместья Нарышкиным. А те и поверстали в крепостные всех без разбора, вольных и невольных. Кто пойдет против государевых родичей?

Но Жихаревы пошли. Слишком уж велика была беда. Явно жаловаться воеводе опасно. Положили челобитную на могилу его отца в канун поминального дня.

Челобитная попала к воеводе. Дали ей ход. В кремлевском приказе порешили быстро и мудро: у Нарышкиных семью Жихаревых отнять. Но как они уже записаны в крепостные, то и считать их казенными крепостными, за Пушкарским двором.

Так потомственный литец, медного дела мастер, потерял волю…

Рассказ Логина никого не удивил. Неправда была обычной. Почти у каждого солдата в мужицком прошлом — кнутобойный правеж. Каждый битый.

— Ломаные мы калачи, — сказал Трофим и выдохнул горячо, словно обжигаясь словами: — Много может вытерпеть мужицкая спинушка!

Метель за стенами поварни не унималась. Хлестала в окна с неуемной злостью.

Логину вся жизнь казалась зимней метелью. Как пройти ее?

7. «МОСКОВСКИЙ ТОТЧАС»

Петр приехал в Шлиссельбург ранней весной. И сразу все вокруг завертелось, закрутилось. На острове солдаты не ходили, а бегали. Офицеры громче покрикивали, не скупились на зуботычины. В стенах парусной избы челноки летали быстрее. Топоры на верфи стучали крепче и чаще.

Гвардия находилась уже в походе из Москвы на Ладогу. Шли к Шлиссельбургу полки от Новгорода и Пскова. Навстречу к ним из Орешка мчались петровские денщики с коротким приказом: «Спешить наскоро».

Всего больше тревожился бомбардирский капитан за пушки и боевой запас к ним. Там, где не действовало слово, Петр по привычке прибегал к кнуту и застенку. Не пощадил он даже ближнего к себе человека, главного управителя «большого огневого наряда» Андрея Виниуса. О нем Петр гневно писал из Шлиссельбургской крепости в Преображенское князю-кесарю Ромодановскому:

«Извествую, что здесь великая недовозка алтиллерии есть… отчего нам здесь великая остановка делу нашему будет, без чего и починать нельзя; о чем я сам многажды говорил Виниусу, который отпотчивал меня московским тотчасом. О чем изволь его допросить: для чего так делается такое главное дело с таким небрежением, которое тысячи его головы дороже? Изволь, как мочно, исправлять».

Ох, уж этот «московский тотчас». К кому бы Петр ни обращался, он всегда слышал покорное: «Тотчас будет исполнено». «Тотчас», «тотчас»… Но на поверку оказывалось, что дело не только не сделано, но и не начато. Дорогое время уходило. В таком разе бомбардирский капитан свирепел, яростно искал свою суковатую дубину, невзирая на чин и возраст, хватал провинившихся за шиворот…

В верховье Невы с весны вдруг повернуло на зиму. Шлиссельбургскую крепость чуть не по край стен занесло снегом. Два дня не отправляли почту, невозможно было выйти за ворота. Хатенку, стоявшую на открытом месте, на берегу острова, пришлось раскапывать и выводить из нее людей через крышу.

Потом снова повеяло теплом. На озере загудел лед. Он вздыбился, набух. Но все еще не мог тронуться в Неву. Весна-северяночка приходит на Ладогу несмелой поступью, скупая на тепло и ласку. На озере еще белым-бело, а по небу уж погуливают ясные зорьки. Серая облачная шуба то здесь, то там разлезается, и вдруг проглянет такая чистая, самоцветная голубизна, что залюбуешься ею.

Девически робка и тиха весна в приневском крае. Но наступит срок, она набирает силу, и тогда в громах и грозах, без удержу бурно сбрасывает с себя ледяной панцирь, все ломает, все крушит; Нева могуче выливается из берегов.

У старых стен крепости солдаты вглядываются в своенравную красавицу Ладогу. Вспоминают свои деревеньки на Костромщине, Тверщине, Рязанщине. Находят похожее и несхожее. А ведь та же родимая земля. Этот-то островок на Неве, с которого недавно спихнули врага, еще и подороже будет, омытый кровью. Думают солдаты: что там за серыми, зыбкими далями? Какие походы? Какие баталии?..