Невыдуманная и плохая

Белой плёнкой страничка Утра прикрыла сотню страниц космических бездн
Мне хорошо за окном- уютно- мне неплохо со Мной- но было бы лучше- без.
С мелкими гадами ползать по крупному- за изумрудами…в тьму- свой ликбез
В минус кидаться по столбику ртутному- спорить с иудами- падать с небес
Всё это так тривиально, кленовые точно листочки с тетрадными зарифмовать
Чтобы те и другие выросли новые, чтоб со стихов другая взглянула москва —
Вся в куполах белокурых голов по песочницам- чтобы не надо под шапками зимовать
Чтобы не ждать, пока башни все сточатся, выводя из туч какие-то злые слова…
Здравствуйте, надмосковные вечера, вы и мне были дОроги, только горькИ соки фактов —
Когда еще лес был и зелен и кучеряв- и мне достался самый мерзкий из фантов —
Красть на ветру и рассовывать по карманам оврагов последние деньги нищих берёз —
Вот и те самые рукописи кленовые, только совсем не новые- мороз в свои руки берет —
Читает, катает гневные рецки, даже ставит низкий тридцатиградусный балл
От пустых этих месяцев грецких- зубы сломаны, и надежды, и вся судьба…
Мне хорошо за окном- и расставшись со Мной- но чернО, но лучше бы звездами подсолить
Переползти на ноль, закрыться стеной, остаться зерном, выдернуть гвозди, и рухнуть с Земли…
С крупными птицами, вроде крылатых коней, до соседнего мира, по-мелкому, но долететь.
И всеми своими лицами с размаху упасть наконец — если в объятия некому- то в метель…

* * *

«В семь утра рождение на свет, в семь тридцать манное детство с маслом, в восемь — бодрая школьная пора — руки на ширине плеч — вверх-вниз, вверх-вниз — не отставать — в девять выход из детства — двойка за первую любовь в журнал, грамота за замужество, в одиннадцать сытная работа со сметаной, уроки, уроки, дети, пятёрка за выход на пенсию. В пять сделать домашнее задание — вспомнить всё что было — в семь легкий ужин из сериалов и матчей — в восемь кефир склероза, лечащий безысходность, и наконец в девять отхождение ко смерти. Можно в десять, если еще не хочется. Так, да? Общество постоянно навязывает нам какой-нибудь пошленький режим жизни, и мы почему-то ему следуем…»

Я остановилась, и отложила Машкину рукопись в сторону. Для меня это был слишком жирный суп, чтобы просить второго.

— Машуль, оставь мне эту статью. Я дочитаю ее, когда тебя не будет рядом, ладно?

— Конечно, не вопрос.

— Уже завтра…Боишься?

— Я бы была нечестной, если бы делала вид, что смело смотрю в новое. Ни один зверь на это не способен. Каждый своим животным существом держится за обжитую территорию, даже если на ней больше нечего есть.

— Опять ты со своими лекциями. Ты уезжаешь, и могла бы просто сказать: Мне страшно.

— Хи…Ага, мне страшно.

— Ты знаешь, что Нана готовит целое представление к твоему провожанию?

Маша опять усмехнулась: