Я человек весёлый и люблю пошутить. Одно время я развлекался тем, что выключал свет, когда Алёнушка заходила в ванную, туалет или на кухню. Но она, в свою очередь, оказалась находчивой и вообще перестала зажигать свет, делая свои дела в темноте. Тогда я нарочно стал включать свет. Светлые этапы у нас перемежаются с тёмными. Столкнулись два стойких бойца, два упрямых, непримиримых характера. Кто кого?! Сейчас мы как раз находимся в «светлом» периоде наших отношений.
Мне кажется, что она больше похожа на старую механическую говорящую куклу, а иной раз (что ещё страшнее) – на уже умершую, но почему-то двигающуюся и говорящую старуху. Куклу можно было бы разобрать на части, открутить башку или заклеить рот пластырем. С говорящими старушками так поступать не полагается, поскольку они от этого делаются ещё злее и свирепее. Поэтому надо всегда держать наготове намордник и палку.
Я даже думаю, что злых старух и стариков надо собирать и показывать в цирке. Приходили бы дети и усталые взрослые люди. Я выходил бы на арену под грохот оркестра в кожаной куртке и высоких ботфортах, в цилиндре с чёрными, торчащими вверх усами.
(N.B. Сейчас перечитал последнюю строчку и понял, что допустил грубую ошибку. Получилось, будто не я с усами, а цилиндр. Так что простите и можете считать, что я выхожу на арену без усов, но зато с длинной чёрной бородой. Эдаким цирковым Шатобрианом.)
Рассаживал бы группу злобных и диких стариков на тумбы. Щелкал длинным чёрным кнутом и кричал «Але-оп!» – и они послушно становились бы на задние ножки, смешно выпучив свои недобрые очи, и делались бы совсем не страшными, мягкими, пластилиновыми. Дети радостно бежали бы на арену и лепили из них то, что они любят и хотят, о чём мечтают. Родители бы умилялись этой картине, и всем бы становилось весело и тепло. Все поют, танцуют, хлопают в ладоши и пускают вверх под купол разноцветные воздушные шары!
И вот, в то самое время, когда пишу эти бессмертные строки, я, кажется, начинаю понимать, для чего нужно помешивать яйцо в кипящей воде. Разгадка, признаюсь, удивляет меня самого: потому что так надо, так правильно. Иначе зачем стоять над горящей плитой и помешивать куриное яйцо чайной ложечкой в эмалированной кружке с кипящей водой? Действительно. Каждый может попробовать и в этом убедиться. И не надо задавать никаких дополнительных глупых вопросов.
Оревуар, мон шер. Я сказал всё и даже больше, чем хотел, но меньше, чем мог, и так, как смог, и иначе не могу.
Чуть позже я всё-таки выяснил у Алёнушки: почему она помешивает яйцо? Её ответ поразил меня ещё больше. Она на совершенно серьёзном глазу сообщила мне, что если не помешивать, то яйцо сварится только наполовину: та часть яйца, которая находится над поверхностью кипящей воды, останется сырой. Этот ответ меня полностью удовлетворил.
Май. Утро. Городское. Весеннее. В тени домов и скверов застоялась ночная прохлада. День нынче праздничный. Улицы – а заодно памятники, старые деревья и небо – вычистили, подмели и полили из пожарных шлангов. И всё это теперь искрится, сверкает солнечными брызгами, радуется и смеётся. Из динамиков с шипением и хрипом вырывается бодрая струя: «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг…»
Беззаботный и лёгкий, болтаюсь по городу. Выискиваю заветные уголки. Забредаю в старинные дворики, в которых ещё не бывал. Перехожу через мосток через шуструю речку Вилейку и дальше по улице Заречной – район художников, работяг и алкашей. Сюда не водят туристов – реставрация, слава богу, ещё не коснулась этих стен своей благородной кистью.
«Слышишь, реют над страною…»
Улица от реки сначала идёт ровно, но, доходя до первого перекрёстка, резко взлетает вверх на бугор и продолжает подниматься до высоких холмов Антакальниса. Если подняться метров на сто, то справа во дворе – небольшой рынок, а сразу за его воротами местный очаг культуры – пивная с романтичным, но вычурным названием «Голубой Дунай». На языке аборигенов – «Ромашка».
«…ветры яростных атак…
Трам-трам та-ра-рам!..»
Место уютное, тихое. Чужие сюда не заходят. Стойки по периметру трёх стен. По-божески разбавленное свежее холодное пиво без лишней пены. Вино и водка – на розлив, по требованию. Немудрёная закусь.
«И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди…»
Классическая пивная в первозданном виде: таких в городе почти уже не осталось. Пройти мимо – просто грех.
Время раннее. Заказал кружечку. Пока жду отстоя – осмотрелся, прислушался.
Хоть и праздник, но клиентов немного. Люди всё солидные, с опытом.
«И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди!»
Вот трое сгрудились слева у стойки. Негромко беседуют, не торопясь прикладываются к бокалам. Тот, что повыше, кудрявый блондин с багровым лицом, в помятых чёрных вельветовых брюках и потёртом дерматиновом неопределённого коричневатого цвета пиджаке, что-то рассказывает приятелям. Те оба в сереньких, местами пятнистых, костюмах и одинаковых кепках – ну точь-в-точь хорьки – увлечённо слушают ошпаренного блондина, изредка вставляя вопросы и замечания, быстро шевелят глазами и мордочками.