Невыносимая мисс Пэг

«Клозери-де-Лила» в девятнадцатом веке открыл некий Бюлье, который первоначально создал здесь бальный зал, окружив его кустами сирени. И примечателен этот зал был тем, что на балах могли присутствовать все, независимо от звания и состояния. Это привлекало внимание разношерстной публики. Напротив зала когда-то находилась старая почтовая станция дилижансов, последняя при выезде из Парижа по дороге на Орлеан. Бюлье купил ее и открыл кафе. Все это нам когда-то рассказал один из официантов. Однако, несмотря на интересную историю, прославилось «Клозери-де-Лила» только после Всемирной выставки 1900 года. А уже после войны кафе стало одним из тех мест Монпарнаса, которое посещали писатели, поэты и художники.

От шумного проспекта и перекрестка кафе отделяла живая изгородь, при входе я попала в уютный дворик, где гостей встречал распорядитель, который проводил меня к одному из свободных столиков. Я пришла немного раньше, что позволило перевести дух и подготовиться к встрече с отцом.

Бастиан Идо появился буквально через несколько минут, ласково чмокнул меня в макушку и присел напротив. На миг по его лицу скользнуло облегчение, будто он не надеялся застать меня в добром здравии. Я улыбнулась и накрыла его руку своей ладонью.

– Опять кошмары? – тревожно спросил он, тем самым разрушив все мои надежды.

Да, он обрадовался, что я цела и невредима, но не смог не заметить моего состояния. Таким папа был всегда. Очень внимательным, не теряющимся в деталях. Папа всегда умел вывести меня на разговор, которого я пыталась избежать, обходил стороной прямые расспросы и делал все для того, чтобы в процессе беседы я сама пришла к нужной теме. Но сегодня он решил не затягивать. А возможно, это и был очередной маневр, ведущий к чему-то более серьезному. Я предпочла не разбираться.

– Выглядишь усталой.

– Это всего лишь тревожность, папа, – ласково ответила я, понимая, что лгать в лицо просто нечестно. Отец этого не заслуживал. – Прошу, не волнуйся. Последние дни выдались непростыми. К тому же это я нашла тело, отсюда и сны.

Отец вздрогнул, а я не смогла поднять на него глаза, чтобы не видеть испуга на родном лице. Мы заказали кофе и булочки. От предложенного обеда из изумительных морепродуктов мы отказались, хотя не понаслышке знали, как вкусно готовили повара «Клозери-де-Лила». Как только официант принес наш заказ, я неспешно рассказал отцу все, что смогла, так и не решившись посмотреть ему в лицо. Повествуя о событиях последних нескольких дней, я изучала скатерть, цветущие растения и еще бог знает что. При этом я ловко уклонялась от опасных моментов, умолчав о встрече с Дювалями, о магической машинке и даже об одежде Кароль под моей любимой скамейкой. Рассказ получился сбивчивым и даже немного несуразным. Вряд ли папа поверил всему. Я уверена, он понял, что я недоговариваю. Было стыдно, но мне вполне хватило и реакции на предательство Озанна Лакомба. Отец побагровел и с силой ударил по столу.

– Да как он посмел! Кто дал ему право распоряжаться твоей жизнью?!

Я обернулась на встревоженных папиным взрывом посетителей и вымучено извинилась. Назначая здесь встречу, я тщетно надеялась, что отец будет вынужден держать себя в руках.

– Лакомб не виноват, – сказала, пытаясь потушить вспыхнувший пожар эмоций. На какое-то мгновение сидевшего напротив родителя это обескуражило, и я не смогла не воспользоваться моментом. – Папа, я тоже злюсь, поверь. И мне ужасно обидно, но мсье Лакомб был вынужден, и ты бы видел его. Он был на грани того, чтобы пустить себе пулю в лоб! Ты же знаешь, что бывают обстоятельства, от нас не зависящие, и условия вынуждают совершать то, чего нам вовсе не хочется!

Папа проглотил слова, которые хотел произнести, несколько раз сжал и разжал внушительные кулаки, а потом нервным движением ослабил галстук.

– Угрожали расправиться с семьей, – продолжила я. – Моя боль не становится от этого меньше, но и понять я его могу. Ты же знаешь, что папаша поздно женился, его дети еще маленькие, он не мог…

– Я понимаю, – вновь не сдержавшись, рявкнул папа. – Но оправдать его не могу! Я отец, такой же, как и он, Сандрин! И этот человек… человек, которому мы всецело доверяли, подставил мою дочь под удар! Мощный удар, Сандрин! Как ты не понимаешь? Если ты каким-то чудом выберешься из этого, твоя жизнь в Париже закончится! Но это мало меня волнует, а для тебя очень и очень важно, я знаю! Твое сердце рвалось сюда с тех самых пор как… с тех пор…

В одно мгновение лицо отца переменилось. Его исказили страдания, от которых сжалось мое сердце. Я вновь потянулась к его руке и легким пожатием вынудила поднять на меня глаза:

– Я оставила это в Марселе, папа. Я перевернула страницу, и моя жизнь здесь действительно очень много для меня значит. Я правда смогла построить новую жизнь, смогла если не забыть, то хотя бы смириться и научиться не оглядываться, а смотреть в будущее.

Папа мотнул головой, словно стряхивая все, что причиняло боль, и заставил себя улыбнуться мне в ответ.