Невыносимая мисс Пэг

– Кто может бросить нам такой вызов? – будто у самого себя спросил Арман. – В нашем кругу все знают отца, знают о его крутом нраве, никто в здравом уме не осмелился бы нападать на кого-то из Дювалей. Это просто абсурд…

– Это кто-то дерзкий, если не сказать наглый… Не припомнишь, может, среди «ваших» есть кто-то достаточно сильный, чтобы противостоять твоему отцу? Может, ссорился кто с ним?

– В Париже мы не единственные, но равных нам нет. Здесь отец ни с кем не соперничал, да никто бы и не рискнул…

– Это в Париже, а было ли что-то в прошлом? – спросил Тьери. – Может, ранее твой отец успел с кем-то схлестнуться? Может, кто-то злопамятный или умеющий выжидать?

– Были, конечно, случаи… но я сразу не вспомню, – мотнул головой Арман и прикрыл ладонью глаза, а потом нервно растер ею лицо. – В то время я не был примерным сыном. Впрочем, как и сейчас.

– Вот черт, – выпалил Тьери и резко затормозил.

– В чем дело? – воскликнул Арман, едва удержавший меня от падения.

– Это не автомобиль твоего отца у дома Сандрин? – почему-то шепотом спросил мужчина.

Арман выглянул из-за плеча друга и резко выдохнул, очевидно тоже узнавая машину. Мужчина аккуратно усадил меня, обхватил ладонями лицо и сказал:

– Потерпи еще немного, совсем чуть-чуть, и я отнесу тебя домой.

Я взялась за запястья Армана, не желая, чтобы он убирал теплые руки от моего лица. А еще меньше я хотела, чтобы он снова вступил в конфликт с семьей.

– Я быстро, – сказал он и вышел из автомобиля.

Я постаралась выпрямиться, чтобы разглядеть хоть что-то. Внутри у меня все дрожало и от напряжения, и от страха, и от все еще бурлящей силы Дюваля.

Дверь сверкающего «буччиали» открылась, и из-за нее показалась тонкая рука, обтянутая перчаткой. Арман помог матери выйти. Я даже глаза прикрыла от сожаления. Жаклин Дюваль прибыла к моему дому лично. Даже не знаю, что лучше: Северин или его жена? Поскольку Арман не закрыл за собой дверцу, мы с Тьери могли слышать беседу матери и сына.

– Что случилось, Арман? – спросила Жаклин дрогнувшим голосом. – Я наблюдала за твоей подружкой, и вдруг что-то мощное будто вытолкнуло меня…

– А я думал, что это мощное твоих рук дело… – сухо ответил Арман.

– Не глупи, – скривилась его мать, – даже если я не согласна с твоей связью, я не пойду против тебя, и ты об этом знаешь. Неужели ты действительно мог подумать, что я как-то причастна?..

– Нет, – выдохнул Арман, – прости, я на самом деле так не думаю. Просто не сдержался. Ты желала зла Долли…

– Но не тебе! – повысила голос Жаклин. – Так что все-таки случилось?

Властный голос мадам Дюваль не оставлял собеседнику выбора. Любой на месте Армана стушевался бы, но сын, видимо, привык к тону матери и попросту не обращал на него внимания. На миг на его лице появилась такая усталость, что мое сердце дрогнуло. Боль, тоска и одиночество. Чудовищное одиночество, пожирающее его изнутри.

– Мам, – сказал он, – можешь помочь?

Жаклин вдруг посмотрела на сына другими глазами. Тень пробежала по ее лицу. Женщина развернулась к Арману и едва не кинулась обнимать, но сдержалась, будто их разделял невидимый барьер, который ни один из них никак не мог преодолеть. Мне показалось, что эта просьба разорвала сердце матери в клочья. Сейчас передо мной предстала совсем иная Жаклин Дюваль, просто мать, которая не сражается с легкомыслием сына, а изо всех сил жаждет помочь. Она ловила измученный взгляд своего ребенка, как последнюю надежду на что-то, неведомое окружающим, ставшим невольными свидетелями настолько личного разговора матери и сына.

– Что я могу сделать? – с дрожью в голосе спросила она.

– Был ли у отца кто-то, кто желал бы его уничтожить? Кто-то из нашего круга? Кто-то, кто мог бросить ему вызов таким извращенным способом?

– Ты думаешь? – Глаза Жаклин вспыхнули. – Ты уверен, что не…

– Не уверен, мама, – ответил Арман, – совсем не уверен, но я должен за что-то зацепиться, иначе сойду с ума, понимаешь?

Голос Армана все труднее было разобрать. Чувства переполняли его, и в этот миг казалось, что никто, кроме матери, не способен был этого понять. Жаклин коснулась щеки сына и с силой закусила нижнюю губу.

– Понимаю, – хриплым голосом сказала она.

– Вспомни, – медленно отстранившись, попросил Арман. – Кто первым приходит тебе на ум?

Губы Жаклин превратились в тонкую нить, она попыталась скрыть боль, причиненную движением сына.

– Шаплен, Филипп Шаплен, – взяв себя в руки, ответила она. – Но я не думаю, что он в Париже. Мы бы знали. Хотя всякое может быть.

Женщина бросила еще один взгляд на сына и, гордо задрав подбородок, вернулась к дверце автомобиля.

– Я попробую разузнать о его местонахождении, – сказала она напоследок. – У меня еще остались связи… дома.

Арман кивнул матери в знак благодарности, и, прежде чем сесть в автомобиль, Жаклин бросила холодный взгляд на нас с Тьери.