Невыносимая мисс Пэг

Позволить себе немного помечтать – было необходимостью, но я не стала забываться надолго. Нужно отправляться в участок и просить Гобера о свидании с отцом.

Со стороны могло показаться, что я совсем о нем не тревожилась, но это не так. Мой отец очень сильный человек, стойкий, а порою и грозный. Он прошел войну, был ранен, пережил беду дочери и ни разу даже не надломился. Я бесконечно гордилась им и верила в его выдержку. А еще я верила словам Бриса о том, что Гобер не давил на моего отца. Безусловно, я не собиралась его там оставлять, но на какой-то короткий миг мне показалось, что в камере папе будет безопаснее. Стало стыдно от такой мысли, но она волей-неволей снова выползала откуда-то из подсознания.

Гобер встретил меня хмурым взглядом, молча указал на стул, а сам остался на ногах. Я не спешила говорить, и он тоже. Комиссар прекрасно знал, зачем я пришла. Он сложил руки на груди, а потом нервно растер бровь. Молчание затягивалось.

– Вы расскажете мне, что произошло? – наконец не выдержала я.

– Ваш отец угрожал мсье Дювалю, – сказал комиссар.

– Это я знаю, можно чуточку подробнее?

– А я могу узнать, откуда вам стало известно о случившемся?

– Это не имеет значения, комиссар, – ответила я. – Прошу вас, расскажите, что на самом деле произошло и что ждет моего отца в итоге.

– Мсье Идо отыскал Северина Дюваля в одном из ресторанов Парижа и пытался сначала просто поговорить с ним, а потом перешел к угрозам. Как я понял, речь шла о вас и вашей безопасности. Мсье Дюваль ответил резко, ваш отец не стерпел и буквально выволок собеседника из ресторана на улицу, где не поскупился на точный и крепкий удар кулаком в лицо.

Я похолодела, представив, что мог сделать с моим отцом Северин Дюваль. Если бы он мог, то сила, живущая в нем, уничтожила бы противника на месте. Но так как место было все-таки общественным, Дювалю пришлось держать себя в руках. Представляю, в какую ярость он пришел и чего стоило ему это самое спокойствие. Я вздохнула и помотала головой – и понимая, и осуждая отца. Не стоило ему лезть в это дело. Дюваль ему не по зубам, как ни горько это признавать.

– Я немного побеседовал с вашим отцом. Мсье Идо показался мне человеком разумным, и для того, чтобы он поступил подобным образом, мне думается, его нужно было спровоцировать. Я и мсье Дюваля встречал, знаю о его крутом нраве. Он выражений не выбирает, грубость свою даже не старается прятать.

– Благодарю за ответ, комиссар. Я тоже немного знакома с мсье Дювалем и согласна с вашими выводами. Что ждет теперь моего отца?

– Я как смогу потяну с этим делом, но если Дюваль не отзовет заявление, то мсье Идо не отделается всего лишь штрафом за нарушение порядка в общественном месте.

– Я понимаю, – пробормотала я, в душе надеясь на помощь Армана. – Я могу его увидеть?

Гобер вздохнул, немного поразмыслил, а потом утвердительно кивнул:

– Только недолго.

Комиссар проводил меня сам. Отца держали под стражей прямо в одной из камер участка. Он сидел на узкой скамейке, рядом дымящаяся чашка сладкого чая с лимоном, папа любил такой, круассан, газета и сложенное вчетверо одеяло. В камере было относительно светло и даже чисто. Никаких посторонних неприятных запахов. Я повернулась к Гоберу и от души поблагодарила:

– Спасибо вам.

Он тут же понял, за что, кашлянул в кулак и оставил нас наедине, даже не заперев дверь. Брис говорил истинную правду, здесь к моему отцу относились с уважением. Выглядел он хорошо, вполне здоровым и даже бодрым. Пиджак лежал там же на лавке, жилет и сорочка расстегнуты: жилет полностью, а сорочка на несколько пуговиц, рукава закатаны.

– Папа, – произнесла я и присела перед ним на корточки, касаясь прохладных рук.

В этом коротком слове было все: и радость от того, что видела его здоровым, и упрек за неосмотрительность, и безграничные любовь и благодарность. Папа сжал мои пальцы, а потом притянул их к своей щеке.

– Ты мог пострадать, – тихо сказала я, – Северин Дюваль очень опасный человек! Ты даже не представляешь насколько! О чем ты только думал?

– Как – о чем? О тебе, – спокойным голосом ответил он. – Буря внутри не утихала с тех пор, как я приехал в Париж. Ты можешь себе представить, что значит быть бессильным? Мне нужно было просто наблюдать со стороны?

– На что ты надеялся? – спросила я, заглядывая в наполненные нежностью глаза отца.

– На его благоразумие. Он и сам отец, думал, в состоянии будет понять мои чувства.

– И когда он не оценил твоего родительского порыва, ты решил действовать радикально? – мягко улыбаясь, спросила я.

– Не совсем. – Папа ответил на мою улыбку. – В нос он получил за откровенные оскорбления в твой адрес. Грязные мысли и слова заслуживают такого ответа, Сандрин. Я не потерплю, чтобы имя моей дочери ставили в один ряд с похабщиной.

– Стоило оно того?

Глаза отца на миг заискрились озорством, губы растянулись в довольной улыбке. Он кивнул, и я тихо рассмеялась.

– Я бы тоже не отказалась это увидеть.