– Корро, Александр Корро, – перебила я его.
– Уже знаешь, – вздохнул папаша, – значит, и тут я оказался бесполезен.
И снова сердце сдавило беспощадной болью, тревога заставила схватиться за провод, мысли путались, а слова никак не срывались с губ.
– Береги себя, девочка, будь настороже и помни, что ты сильная! Я всегда это знал, видел в тебе отвагу и нежелание сдаваться. Ты выберешься, я знаю. Прости меня, прошу, прости…
Глаза обожгли слезы, я проглотила комок, что мешал говорить, и тихо ответила:
– Я простила… я вас простила.
Я знала, что папаша должен услышать эти слова, они были ему нужны. Сейчас он виделся мне не суровым редактором, а уставшим пожилым человеком, которому необходимо прощение, чтобы попробовать спокойно дожить свой век.
– Спасибо, детка, – выдохнул он, и я будто услышала, как он улыбнулся.
Сил говорить с ним больше не было, и я отключилась. Несколько раз шумно выдохнула, приводя растрепанные чувства в порядок, и позвонила в отель Армана. Пришлось подождать, но голос Дюваля подействовал на меня благотворно:
– Слушаю.
Всего одно слово, а по телу разлилось тепло, сердце подпрыгнуло, и теперь я теребила провод уже от волнения. Такой каскад чувств, пережитый всего за несколько минут: от горечи и боли до трепетного счастья и легкого возбуждения, способен выбить почву из-под ног любого. Что уж обо мне говорить.
– Арман, здравствуй!
– Сандрин! – Голос Дюваля тут же стал тревожным. – Что-то стряслось? Как ты?
– Нет, не беспокойся, все нормально, – поспешила я его успокоить.
– Прости, я в последние сутки был занят, – извинился он.
– Ничего, – улыбнулась я. – Ты газеты видел?
Я осмотрелась по сторонам. Не хотелось бы, чтобы меня кто-то слушал. Администратор мялся неподалеку, отчаянно делая вид, что готов ждать сколько угодно.
– Ты про опровержение? – спросил Арман. – Видел. Подозреваю, твой редактор не советовался с тобой и в этот раз. Отец добрался-таки до него.
– Да, я говорила с Лакомбом. Он сдает газету новому редактору. Папаша потерял все.
– Мне жаль, Сандрин, – с искренним участием сказал мужчина. – Чем я могу помочь? Может, встретимся? Я буду свободен где-то через час.
– Арман… мне нужно в участок, к Гоберу.
– Зачем? – И снова тревога прозвучала в голосе любимого мужчины.
– Мой отец арестован.
– Что случилось?
Дювали, видимо, совсем не общаются с сыном, ну или Арман избегает всяческих контактов с родственниками, что вероятнее.
– Он угрожал твоему отцу в публичном месте, – выдохнула я и зажмурилась, ожидая реакции Армана.
Тишина в трубке заставила меня понервничать, сердце гулко забарабанило в груди, я до боли прикусила нижнюю губу.
– И я его понимаю, – наконец сказал Дюваль. – Я попробую поговорить с отцом. Он, видимо, написал заявление?
– Да.
– Сделаю все, что смогу, милая, не беспокойся.
– Знаю, что сделаешь, – облегченно выдохнула я и неуверенно улыбнулась. – А сейчас я поеду туда сама, поговорю с Гобером и, если получится, увижу отца.
– Ты точно не хочешь, чтобы я поехал с тобой? – ласково поинтересовался Арман.
– Нет, спасибо. Я лучше сама.
– Сандрин, – позвал он, прежде чем я опустила трубку на рычаг, – я хочу тебя увидеть.
– Приезжай вечером, – пытаясь сдержать счастливую улыбку, ответила я. Душа вновь запела от счастья. Такие простые слова, а сколько потрясающих эмоций они способны подарить.
– Я могу освободиться поздно, разговор с отцом вряд ли будет коротким, – с сожалением ответил он.
– Я не буду запирать дверь, – снова осмотревшись вокруг, ответила я.
– Понял, – ответил Арман, и в трубке послышался добродушный смешок. И от этой усмешки внутри все перевернулось. – До вечера.
Я вышла из кафе в полном смятении, чего раньше никогда не бывало. С Арманом все было иначе. Я волновалась, будто прежде никогда не имела дел с мужчинами. Сейчас мне казалось, что мои слова были слишком легкомысленными, хотя как раз об этом я никогда не думала. Мне нравилась моя прежняя жизнь. Я не стеснялась своих плотских желаний, открыто вступала в интимные связи и не обременяла себя смущением, совершенно не заботясь о мнении сторонних людей. Арман перевернул мой мир и оставил меня в полной растерянности. В этих отношениях я не диктовала правил, поскольку сама их не знала. Как вести себя, когда любишь? Сдерживать ли порывы тела или без страха поддаться им? Говорить ли о чувствах все как есть? Или все же часть принято утаивать? Я ощущала себя наполненной, будто цельной. Так, словно до недавних пор жила не по-настоящему. Мир вокруг меня вдруг стал огромен и необъятен, и в то же время он уменьшился до размеров моего собственного сердца, в котором я трепетно хранила удивительного мужчину.
Мне было радостно и страшно одновременно. Я хотела разделить свои чувства с Арманом, но боялась открываться полностью. В какой-то миг, когда я медленно и задумчиво шагала по улице, из-за ближайшего дома высунулось солнце, и я улыбнулась, прикрывая глаза. Наверное, всему свое время, и сердце само поймет, когда можно открыть свои секреты.