Мэрилин подозрительно посмотрела на него, а затем на всякий случай скрыла лицо за баррикадой носового платка. Там она разразилась слезами. Ей пришлось выразительно кивать головой, словно она была не в силах вслух ответить на поставленный вопрос. И судья, и присяжные с готовностью простили ей некоторое отступление от процедуры, а именно — замену устного ответа на выразительную мимику и жест. Все прекрасно понимали, как тяжело говорить этой рыдающей женщине.
— Благодарю вас, ваша честь, — поклонился Майлс судье. — У меня больше нет вопросов к истице.
Судебный пристав проводил Мэрилин — по-прежнему ревущую — на место, где она сидела рядом со своим адвокатом, а председатель суда тем временем поинтересовалась:
— Мистер Бендер, у вас есть еще свидетели?
Фредди развел руками так широко, словно собирался возложить их на перекладину распятия. В этой позе Христа он, скромно склонив голову, ответил:
— Нет, ваша честь, у меня все.
— Мистер Мэсси?
В ответ Майлс чуть виновато улыбнулся и, выждав паузу, как человек, который понимает, что его дальнейшие слова заставят окружающих изрядно поволноваться и изменить свои планы, сообщил:
— Ваша честь, я вызываю в качестве свидетеля Хайнца, барона Крауса фон Эспи.
Судья кивнула, и пристав громко возгласил:
— Хайнц, барон Краус фон Эспи!
Второй пристав, дежуривший у двери, распахнул ее и, в свою очередь, выкрикнул в коридор:
— Хайнц, барон Краус фон Эспи!
Ригли понимающе хихикнул и, наклонившись к Рексу, прошептал:
—
Рекс изумленно воззрился на него.
Мэрилин остановилась на полувсхлипе и напряженно глянула в сторону двери. Ее реакция не ускользнула от Фредди Бендера.
— Проблемы? — тихо спросил он свою клиентку.
— Это Паффи, — сказала она отсутствующим тоном. — И как только он его раскопал?
— Вы что, с ним спали? — еще тише спросил Фредди.
— Не будьте идиотом! — не сдержавшись, прошипела Мэрилин.
Ее поведение не на шутку встревожило Фредди. Профессиональная интуиция, помноженная на многолетний опыт, подсказывала ему, что здесь что-то не так. Он вспомнил, как испытал такое же ощущение надвигающейся катастрофы в переломный момент процесса по делу Гаттманов. Адвокат попытался взять себя в руки.
Рекс тем временем чувствовал себя все хуже и хуже. По всей видимости, таблетки, которыми его напичкала Нина, все-таки дали эффект. В голове у него будто бы жужжал маленький вертолетик, винтом разбрасывающий мозги по стенкам черепа. Сознание Рекса могло порождать лишь короткие обрывочные мысли. Ни о каких связных суждениях речи не шло. Кроме того, от переживаний у него прихватило сердце. Оно то колотилось в бешеном ритме, то замирало, словно предупреждая, что от таких нагрузок может и вовсе остановиться.
Вызванный Майлсом свидетель походил на постаревшего, выработавшего весь свой ресурс жиголо, вынужденного сменить привычный образ жизни с легким и щедрым заработком на более скромное существование, но внутренне отказывающегося с этим смириться. Его набриолиненные волосы были зачесаны назад, а лицо явно подверглось омолаживающей ретуши при помощи макияжа. На нем был черный костюм, голубая рубашка и розовый шарф. На руках у свидетеля восседал маленький шпиц. Как только он подошел к свидетельскому месту, собачка, почувствовав важность момента, звонко тявкнула.
Когда свидетель занял свое место, судебный пристав протянул ему библию.
— Итак, мистер… м-м-м… Краус, клянетесь ли вы…
— Краус фон Эспи, — поправил мужчина.
Собачка тявкнула.
— Мистер Краус фон Эспи, клянетесь ли вы…
— Барон Краус фон Эспи, — скромно вставил свидетель.
Собачка тявкнула.