Невыносимые противоречия (СИ)

Старые афиши на сценах, люди в гриме, столики на колесах и распахнутая дверь в комнату с костюмами. От мелькнувших за ней разноцветных тряпок у Генри закружилась голова. Он зажмурился и открыл глаза только в офисе директора.

Секретарша, толстуха под сорок, хранящая верность ярким блузкам, при виде Карсона и Генри вскочила на ноги в предчувствии скандала.

Карсон распахнул дверь в кабинет директора и толкнул Генри к столу. Столешница врезалась в бедра, и Генри едва не завалился животом на частокол карандашей в стакане. Или упасть ему не позволил Карсон? Пыхтя и фыркая, он выбросил на стол фотографии, как Роял-флеш в покере.

Лысый мистер Коннор отклонился на спинку кресла и потер виски, готовясь к тяжелому разговору.

- Будь моя воля, я бы вызвал полицию, - прогудел Карсон. - У него пятнадцать фотографий, под изнанку каждой вклеена пластинка кислоты. И это только то, что он не успел продать. Я даже не представляю, сколько их было изначально. Не представляю, кто их покупал, - Карсон снова затряс Генри, на этот раз он искал деньги. - Вот! Тут пятьсот долларов.

Продолжая массировать виски, мистер Коннор посмотрел в сторону, ища утешения у своих дипломов и коллекционных изданий попсы семидесятых. Мистер Коннор ни черта не понимал в классической музыке, и в кресло директора оперы заполз из благотворительных фондов.

- А если бы среди его покупателей оказался полицейский? - бушевал Карсон. - Если бы полицейский зашел отлить, пока он в туалете раздавал кислоту? Если бы кто-то донес? Что если бы его взяли со всем этим в туалете нашего театра? Это уже не хранение и употребление. Это статья за распространение! Если бы его взяли, никто не поверил бы, что в театре никто ничего не знает.

- Карсон, отпусти Генри, пожалуйста, - попросил мистер Коннор.

Карсон отступил, и Генри пошатнулся.

- Нужно вызывать полицию и покончить с этим раз и навсегда, - сказал Карсон.

- Я не могу так поступить с Шеннон, - мистер Карсон со вздохом взял со стола фотографию примадонны Бостонской оперы. Артистизм, чувственность, элегантность. Третье сопрано в стране.

Снимки сделали месяц назад в рамках рекламы новой Вагнеровской программы.

- Но, - Карсон щелкнул суставами, - так не может больше продолжаться. Нельзя вечно терпеть его выходки...

- Нельзя, - согласился мистер Коннор и устало посмотрел на Генри. - Ты ведь и сам все понимаешь, Генри? Зачем ты это делаешь? Не поверю, что из-за денег. Тогда в чем причина?

Пусть начнется шоу, подумал Генри и продекламировал:

- Здесь мама сама сложила флаконы чудных зелий: для ран и болей вот бальзам. Но лучший сок - смертельный яд!

Он не обладал ни слухом, ни голосом, зато у него была отличная память на либретто.

Карсон и Коннор приоткрыли рты.

- Ты подставляешь не только нас, но и причиняешь боль своей матери, - Коннор зашел с другой стороны.

- Что снилось мне о стыде? - отозвался Генри, директор снова потер виски, а Карсон сжал кулаки.

- Она и так с тобой натерпелась.

- Правда ли это?

- У нее руки тряслись, когда она рассказывала мне в прошлом году о твоей передозировке, о том, что пришлось положить тебя на реабилитацию, - мистер Коннор почесал подбородок. - А как она переживала, что из-за этого всего ты пропустил последний год школы...

- Что я утратил? - всплеснув руками, Генри упал в кресло.

Мистер Коннор посмотрел на него, потом на Карсона, вздохнул и сдался. Не задавая больше вопросов, он уткнулся в экран компьютера. Карсон вышел, поскрипел половицами за дверью и вернулся. Отчасти чтобы позлить его, отчасти, потому что в горле пересохло, Генри, не спрашивая разрешения, потянулся к бутылке воды на столе директора. Наполнил стакан и снова развалился в кресле. В голове играла музыка. С каждой минутой молчания она становилась громче и настойчивее, наркотик гонял по венам Генри волны одни и тех же мотивов, они подтачивали время и размывали сознание.

Шеннон ворвалась в кабинет взрывной волной. Блески в волосах, на веках, губах и в вырезе декольте.

- Поверить не могу! Как ты мог, Генри! Оскорбить и унизить меня. Оскорбить и унизить всё, что я люблю. Всех, кого я уважаю, - звонкий и высокий голос Шеннон пронзал Генри насквозь. - Где ты взял наркотики? Как посмел принести их сюда? Генри! Отвечай, когда я с тобой разговариваю!

Румянец на ее щеках. Часто вздымающаяся грудь.

- Мне вздыхать ли, или слушать, вглубь спуститься или с эфиром слиться сладко? - приглушенно и растерянно произнес он.

В отличие от Карсона и Коннора, Шеннон узнала "Тристана и Изольду". Шагнув к Генри, она влепила ему пощёчину.

- Не смей! Мне надоели твои игры.

- Растаять, исчезнуть, всё забыть, - прошептал Генри, прижимая ладонь к щеке.

Шоу близилось к кульминации.

- Шеннон, я... - смущённый и озадаченный семейной сценой, Коннор поднялся на ноги и развёл руками. - Мне очень жаль, но я не могу позволить этому повториться, не могу позволить продавать в театре наркотики, я должен принять меры.

- Да, конечно. Я всё понимаю. Это мой позор и моё наказание. Никто не должен больше страдать, - Шеннон прикрыла глаза и приложила руку ко лбу.