Звук льющейся воды наполняет комнату, когда я на полную поворачиваю вентиль и закрываю дверь.
Перед глазами оказывается еще одна дверца, и я бросаюсь к ней, пытаясь ее открыть. Полотенца, полотенца для рук, несколько бутылочек с… детским шампунем? Я подпрыгиваю, пытаясь разглядеть, что лежит сверху. Ничего не видно. Я хватаюсь за верхнюю полку руками, а ногами встаю на нижнюю, чтобы преодолеть препятствие. Ничего.
Где–то здесь должно быть что–то острое. Я направляюсь обратно к раковине и открываю ящики и нижние шкафы, которые ее окружают. Пусто. Каждый последующий открытый мной отсек оказывается пустым, заставляя возрасти мою тревогу. Я должна просто попытаться броситься на него и побороть? Это не сработает. Может быть, я и не слабая, но не нужно обманывать себя. Я уже ощутила всю его силу, и с моей ее даже не сравнить.
Вцепляюсь пальцами в волосы, когда из глаз грозятся брызнуть слезы.
— Думай, Диана, — слова едва слышны даже для моих ушей. Мой мозг должен хоть немного поработать.
— Пять минут.
Его крик настигает меня даже в ванной. Я поворачиваю краны, чтобы сделать воду приемлемой и вхожу внутрь. Первое, что я вижу, это слишком знакомая бутылочка. Бл*дь, детский шампунь. Я хватаю его, поворачивая вокруг, чтобы прочитать этикетку, хотя уже и так знаю название.
— Черт возьми! — я бросаю его на пол так быстро, как только могу. Нет никакого шанса, что я ослеплю его им. Не тогда, когда он заставляет гореть мои собственные глаза. Видимо, он делал это прежде. Нет сомнений, что он мучил и насиловал других женщин, до меня.
Подавляющее желание упасть на пол и свернуться в клубок, сейчас намного сильнее, чем когда–либо. Разве, я не могу просто спокойно умереть?
Больше нет.
Не тогда, когда мне приходится тратить каждую минуту на поиск возможности сбежать или ранить человека, который сделал меня своей пленницей.
Дверь распахивается раньше, чем заканчивается отведенное мне время. Наши глаза встречаются через запотевшее стекло душевой кабины, которое отделяет нас и шквал такой ярости, которой я никогда не испытывала раньше. Бинт промок, сквозь его повязку уже просачивается кровь, но он ни капельки не выглядит обеспокоенным моим нападением. Не с таким голодным выражением лица. Которое я готова стереть. Единственный вариант, при котором я могу это сделать, почти ужасает. Но разве все может стать еще хуже?
— Я не думаю, что я когда–либо видел так много, — улыбка искажает его рот, когда он останавливается возле двери, с выражением “
Больше, чем он думает. Несмотря на это, я молчу, не доставляя ему такого удовольствия, как мой ответ. Вместо этого, я стою под потоком воды, который омывает меня с ног до головы, и удерживаю на нем свой взгляд. Если я собираюсь осуществить свой план, мне придется поторопиться.
— Ты нашла, что искала?
Мои руки замирают в волосах, и я понимаю, что осматриваю верхнюю часть комнаты. Он наблюдал? Мои мысли прерываются, когда он продолжает говорить.
— Там, — произносит он, указывая на настенные часы, в непосредственной близости от шкафа. — Здесь, — он тычет пальцем в сторону двери. — И вон там, — показывает на зеркало, напротив которого я стояла. — Не будет ничего из того, что я не узнаю. Ты будешь под наблюдением все время. И я действительно имею в виду именно это.
— Ты больной. Ты делаешь записи голых женщин, которых потом планируешь изнасиловать?
Он смеется.
— Я не собираюсь этого делать. Если бы я хотел тебя изнасиловать, то уже давно бы это сделал. Быть в поле моего зрения — больше в твоих интересах, чем в моих. Поверь мне. А теперь выметайся. Твое время вышло.
Нет, это
— Какого черта ты делаешь? Я сказал, что твое время вышло, — чем ближе он подходит, тем быстрее я пытаюсь намылиться детским шампунем, еще крепче сжимая в руке бутылочку. Когда стеклянные двери распахиваются, я хватаю его руку, покрывая ее пеной, и пытаюсь дотянуться до второй. Если бы я сделала это с его лицом, то все уже было бы кончено, но я боюсь быть к нему настолько близко, это слишком опасно.