Невыносимый

– Думаешь, я этого не понимаю? Или почему я, по-твоему, согласилась уйти с тобой, а не с отцом? Только, знаешь, на роль твоей униженной шлюхи я не подписывалась, Игнат. И ребенка своего я тебе не отдам, хоть что делай, даже убивай!

Наравне со сказанным отдаю ему пистолет. Почти вжимаю его ему в грудь. Он не обращает никакого внимания на этот жест вынужденной капитуляции. На губах мужчины расцветает жестокая усмешка. Еще секунда, и я лишаюсь возможности стоять на ногах. Оружие вываливается из моих рук. Грохот от падения остается где-то там, на стороне, я быстро забываю о нем, распятая на холодной поверхности стола, под мужчиной, нависающим сверху.

– Если не хочешь видеть во мне чудовище, то не буди его во мне, – раздается угрожающим полушепотом над моим ухом.

Зажмуриваюсь. Сильно. До черных точек. А затем говорю то, о чем наверняка пожалею в будущем.

– Я никогда по-настоящему не видела в тебе чудовище, – шепчу едва ли громче него. – Наоборот. Ты был для меня героем. Моим чертовым героем. Все эти долгие пять лет. Только я никогда не думала, что человек, спасший меня от насилия, сам по итогу будет меня к нему склонять.

Вот теперь я вновь смотрю на него. Со всей переполняющей меня горечью, обидой и еще чем-то таким, чего я и себе не способна объяснить в полной мере. Что-то близкое к надежде, но полное смертельного яда. Взор напротив – практически черный. В нем – чистая ярость. Не меньше ярости и в том, с какой силой ударяется его кулак об стол, совсем рядом с моим лицом, отчего я вздрагиваю.

– Врешь. Ты опять врешь мне, Тая, – сквозь зубы цедит Игнат. – Или на что ты рассчитывала, когда играла тут покорную рабыню? Думала, я схаваю все это дерьмо? Проглочу и покиваю китайским болванчиком, пока ты будешь стоять передо мной на коленях? Какой реакции ты от меня ждала, строя несчастную жертву, вынужденную терпеть такого ублюдочного меня?!

Хруст его суставов и еще один удар.

– Я? Я ничего не думала! – повышаю голос. – И не ждала! Да мне вообще ничего от тебя не нужно, чтоб ты знал! – бью в мужскую грудь в безуспешной попытке оттолкнуть его от себя. – Если бы было нужно, если бы хотела, давно сама пришла к тебе. Еще когда беременная оказалась на улице. Но я не дура и прекрасно понимаю, что в действительности не нужна тебе. Ни я, ни мой сын. Ни тогда. Ни сейчас. Как и не собираюсь для тебя никого играть. Мне это не нужно. Но и быть твоей бессловесной рабыней я тоже не буду, Игнат. Найди себе для этого другую, – снова толкаю его от себя.

Впрочем, это срабатывает. Не так, как я рассчитываю.

Но все же…

Я жду новый удар, которым Орлов выместит переполняющую его злобу. Но поднятый кулак замирает в воздухе, а затем опускается в третий раз совсем беззвучно. Мужчина прикрывает глаза и шумно выдыхает. Несколько секунд и вовсе не дышит.

– Первое, – заново поднимает сомкнутую в кулак ладонь. – Тебя привез мой водитель. И многие это заметили. Не слепые. Уже начали обсуждать. Я избавил тебя от лишней болтовни, с учетом, что в дальнейшем поводов для сплетен будет еще больше, – показательно отставляет указательный палец. – Второе. Я не сказал ни слова из того, что не являлось бы неправдой. И лучше всем сразу свыкнуться с этой мыслью, – не менее демонстративно разогнул средний палец. – Третье. Как я и сказал, из всех, ты – первая, кто справился с нагрузкой. Отсутствие опыта вполне может компенсироваться твоим упорством и эффективностью в работе. Поскольку у остальных опыта побольше, как они считают, вот они им с тобой и поделятся, если на то возникнет реальная необходимость, – к предыдущим двум пальцам присоединяется безымянный. – И четвертое. Если уж тебе так хочется обеспечить будущее своего сына – такое, которое не будет, как у меня, – то свыкайся с тем, что придется вникать в управление организацией. Сперва вникнешь. Потом его научишь. Поможешь. И направишь, – наконец, открывает глаза и вновь смотрит на меня в упор. – Нигде в моих действиях не было прямого посыла о том, чтоб, когда все ушли, ты встала на колени и отсосала у меня. Прям «щас». И только потому, что я так велел тебе, рабыня ты моя недоделанная, них*ра не бессловесная, а очень даже болтливая.

И если в начале его речи во мне еще живет мрачность, то под конец от нее не остается и следа. Вместо нее во мне растет обоснованное удивление, которое по итогу сменяется откровенным стыдом за то, что надумала себе так много и неправильно. Пусть он и сам в этом виноват. И уже под конец меня накрывает четкое осознание его слов, а вместе с ним рождается совсем иное чувство – благодарность. Бесконечная и необъятная. Ведь он же… Он… Неужели…

– …правда? – заканчиваю последнюю мысль уже вслух, а на губах против воли расплывается по-дебильному радостная улыбка.

И, наверное, это даже хорошо, что я даю волю эмоциям, потому что мужчина улыбается в ответ.

– Я почти уверен, что да. Все-таки утверждение о том, что ты сосешь лучше остальных – пока не проверено, лишь мое предположение, – задумывается над своими же словами Игнат.

Я на это только глаза закатываю.