В золотой чаше карьера сгущались тени. Кэми посмотрела вниз и больше не смогла разглядеть ни изгибов, ни острых выступов каменоломни, где они с Николой Прендергаст, будучи детьми, играли в прятки. Когда Никола была жива. Кэми закрыла глаза на мгновение, а затем поднялась.
Теперь она могла видеть реку сквозь деревья, которая вилась серебристой змеёй, обрамленная разноцветными драгоценными камнями из листьев. Она увидела кое-что еще. Нечто изящное, нечто напоминающее рисунок на китайском фарфоре, балансирующее на одной ноге в реке. Это была цапля, но не обычная цапля. Каждая её линия, тонкие ноги и изгиб крыльев и шеи горели ярко синим, словно жаркое пламя от бунзеновской горелки.
Собо была не из тех бабушек, которые любили рассказывать всякие истории, но Кэми довелось услышать одну-две и интерпретировать их по-своему, сформировав легенды о стране, которую она никогда не видела, в свои личные истории.
Аосаги-но хи*. Цапля, горящая синим пламенем. Ночная цапля, светящаяся мягким светом на фоне темнеющих небес.
Она не слишком много думала о словах Эша Джареду, о пробуждении леса. И, конечно, не связывала это с собой. Только здесь была аосаги-но хи. Теперь Кэми думала о маленьком создании из глаз. Хякумэ** — хранители с сотней глаз.
Джаред пробудил лес не в одиночку. Она тоже его пробудила. Источник и чародей, создали из Разочарованного дола страну сказок. Только на этот раз истории были другими, потому что они были и её сказками. Впервые Кэми увидела то, чего так боялся Роб Линбёрн, что её будет манить сила.
Мама Кэми ужинала дома каждый вторник, поэтому остальные члены семьи всегда были в сборе. Папа сделал лазанью, и они все расселись вокруг стола и боролись за остатки лимонада. Победил, разумеется, Томмо.
Тен чинно выпил воды со льдом и сосредоточился на своем салате.
— Я подумываю стать вегетарианцем, — сообщил он тихим голосом. — Не то, что бы эта пища не была превосходной и питательной, — сказал он маме, обеспокоенно захлопавшей ресницами. — Но я в долгу перед своей совестью.
— Как хочешь, — сказала мама.
— Я готовлю половину всей еды и под словом «половина», я подразумеваю «три четверти», — заметил папа. — И если ты собираешься воротить нос от моих плотоядных изысков, неблагодарное дитя, то можешь сидеть под столом и печально грызть сырую брюссельскую капусту, пока остальные будут есть за общим столом.
Тен слабо улыбнулся. Он всегда знал, когда папа шутил, хотя чужие шутки ставили его в тупик.
Кэми потянулась к заправке для салата и встретилась с мамиными пальцами, тянущимися через весь стол за тем же. Кэми отдернула руку. Рука матери была холодна, как лед. Взгляд мамы встретился с её взглядом.
— Как прошел день, Кэми? — спросила она и подняла заправку.
— О, отлично, — сказала Кэми. — В газете дела идут хорошо. Сейчас я на самом деле работаю над грандиозным выпуском. Я собираюсь написать статью о старейших семьях Дола.
Она взглянула на родителей.
Папа приподнял бровь, а взгляд мамы дрогнул, и она отвела его в сторону.
— Я слышала, что некоторые из старинных семей были очень могущественными, — добавила она. — Может, кто из вас мне поможет? Все, что угодно о семьях, которые много лет добивались того, чего хотели?
— Да все так и живут, разве нет? — сказал папа, закатив глаза. — Особенно Линбёрны. Другие семьи говорят: «Либо по-моему, либо скатертью дорога». Линберны говорят: «Нам не знакома концепция дороги-скатерти, так что у вас остается один выбор». Ха-ха. — Затем голос папы смягчился, так случалось всякий раз, когда он заговаривал о своей матери. — Она всегда говорила, что они не важны: что они знали настолько мало, что считали этот небольшой городок целым миром.
Кэми подумала о парнях-Линбернах, сражающихся за неё, будто собаки за лакомую косточку, а у нее не было выбора в этом вопросе.
— Забудьте про Линбернов, — резко сказала она. — Кто еще?
Кто еще был способен к чародейству? Кто еще мог желать смерти Николы?
— Многие семьи на протяжении многих лет переженились между собой, — сказала ей мама, уставившись на свою фокаччу*** — Теперь уже никак не узнать, кто что унаследовал или кто от кого ведет свою родословную.
— Что подводит нас, дети, к наименее привлекательному слову в английском языке, — сказал папа, откидываясь на спинку стула. — Инбридинг****. Избегайте этого. Подумайте о том, чтобы встречаться с кем-нибудь не из Дола.
Мама сидела с такой прямой спиной, что, казалось, будто её позвоночник был сделан из стали. Папа погладил ладонью изгиб её плеча.
— Клэр, у тебя мигрень?
Мама одарила его слабой улыбкой.
— Все не так плохо.
Стресс вызвал у мамы мигрени. Кэми задумалась, какое количество мигреней за прошедшие годы были вызваны чародеями и секретами. Мама снова взглянула на Кэми и сказала:
— Некоторые семьи были когда-то важны, а теперь нет. Как Прескотты. Могущество со временем меркнет. Любое, но не могущество Линбернов. Они те, кто следят. Это для твоей статьи.
— Для статьи, — сказала Кэми. — Верно.
Папа протянул руку и потянул локон бронзовых волнистых волос Тена.