И она хорошо помнила Анну Петровну, добрую тихую бабушку с белыми, как снег, волосами. Почему бы не послушать напоследок приятные слова о хорошем человеке?
Мимо семенили грузчики. Матерясь сквозь зубы, они тащили громадный стол.
– Вы не подумайте, – торопливо заговорил Алексей Михайлович, словно истолковав молчание Насти по-своему. – Это не воровство, я законный наследник!
Настя пожала плечами.
«Мне нет до этого дела», – хотела сказать она, но в последний миг передумала.
Она стояла у лавки, наблюдая за работой грузчиков, словно забыв о том, что времени у нее в обрез и она может опоздать на самолет. Из подъезда выносились старые коробки, переклееные скотчем, стулья, тюки с тряпьем и прочий скарб, который многие годы копился в доме престарелой женщины. То, что представляло хоть какую-то ценность, складывали в припаркованную у подъезда зачуханную «Газель». Откровенный хлам бросали в мусорный контейнер.
– Чистой души человек, – бормотал тем временем Алексей Михайлович. – Мухи не обидела за свою жизнь. А прожила она ого-го! Девяносто седьмой год отметила, а через три дня отдала богу душу. Вот как бывает.
Он вынул из пачки сигарету и покосился на Настю:
– Будете?
– Нет, – машинально ответила та. И зачем-то добавила: – У меня скоро будет ребенок.
– О! Рад за вас! Хорошо, тогда я потом покурю, – заявил мужчина, засовывая мятую сигарету обратно в пачку.
– Она была одинокой? Ваша тетя?
– У нее был муж, Иван Андреич. Ветеран войны. Охотник, каких свет не видывал, – тепло сказал Алексей Михайлович. – Хорошо они жили. Да вот бог детей не дал. Переживала сильно она. Анна Петровна то есть. Любили они друг друга. Только вот… – Он вздохнул, замешкавшись. – Несчастная она была, если честно. Про ее жизнь можно целую книгу написать! Вы уж извините, Настя, что я так навязчиво… но, судя по всему, вы ведь тоже ее знали?
– Все нормально, Алексей Михайлович. Говорите, я слушаю.
Воодушевившись, он продолжил:
– Она случайно связалась с одним парнем в молодости и влюбилась. Так, как в романах пишут, ушла в чувства с головой. Мужа прогнала, но тот продолжал ее любить. А она связалась с молодым. Думала, он тоже ее любит, а он поматросил да бросил. Анна Петровна сильно переживала тогда.
Грузчики тем временем волокли по асфальту полуразваленный шкаф с болтающейся дверцей. Алексей Михайлович поморщился:
– В помойку.
Обернулся к Насте:
– Этот парень, что запал в душу моей тетке, нашел себе другую, совсем юную девчонку. Так и сказал нашей Анне Петровне, мол, прощай. Ну, ясное дело, он на шестнадцать лет моложе моей тетки был… Анна Петровна чуть в петлю не полезла. Мужа из-за него бросила. Думала, у них все серьезно, детишек от него родит… Поплакала, да и дальше жить стала. А что делать-то?
– У каждого человека всегда есть выбор, – заметила Настя.
– Это верно. Но ее прежний муж к ней все же вернулся. Любил ее сильно, и она приняла его. И хотя их жизнь продолжалась, все видели, что уже что-то не то. Понимаете? Как будто ты пользуешься склеенной вазой. Вроде та самая ваза, но уже и не такая красивая, да и сквозь трещины вода подтекает… – Алексей Михалович перевел дух. – Не простила моя тетка этому парню предательства. Так вот. Жаль старушку. Не смогла пересилить себя. Так до самой смерти и мучилась. Только мало кто знал об этом. Даже ее муж не подозревал. Гордая была. Она только с сестрой всем сокровенным делилась, то есть с мамой моей.
Алексей Михайлович задумчиво глядел в сторону детской площадки. Настя подумала, что она сильно изменилась с тех пор, когда была жива Катя.
– Это куда? – крикнул один из грузчиков, держа в руках волчью шкуру.
– Дай взглянуть.
Алексей Михайлович придирчиво ощупал поредевший мех, принюхался, осмотрел изнанку шкуры и, обнаружив там громадные прорехи, сквозь которые сыпалась труха, скривил губы.
– К черту. Все на помойку.
Из квартиры продолжали выносить охотничьи трофеи. Вслед за волчьей шкурой последовали медальоны с рогами животных. Каких тут только не было! От изящных, маленьких рогов косули до ветвистых полутораметровых лосиных рогов. Настя зачарованно смотрела на оскаленные волчьи и рысьи головы. Вот рваная, изъеденная молью и плесенью шкура бурого медведя. Облезлое чучело бобра. Лисьи хвосты в связке, штук десять. Кабанья голова с громадными клыками и прищуренными злыми глазками, казалось, вот-вот подмигнет, и Настя непроизвольно отодвинулась от нее. От всей этой кучи поднимался неприятный, резкий запах прелости.