«Всё-таки, Мишаня, ты поступил не по-человечески с ней, несправедливо и слишком жестоко. Надо было оставаться мужиком до конца, пока не закончился отпуск. Кто тебя, дурака, дернул за язык ляпнуть, что она обманула тебя? В чём её обман, ловелас хренов? В том, что вопреки своим обещаниям силком уложила в постель? И ты, конечно же, сильно сопротивлялся, вырывался из её объятий, уговаривал оставить тебя в покое? Так, да?»
И он опять отдался размышлениям. В его голове не находилось объяснения, почему при виде Красиковой у себя в гостях через два с половиной года, в его жилах вновь заволновалась кровь? Почему он не сказал ей, что между ними всё кончено, и продолжения не может быть? Ведь в тот момент он точно знал, что не испытывает к ней пламенного чувства, так по какой такой причине появилось вдруг нестерпимое желание очутиться в её объятиях, почувствовать вновь в своих руках её сильное упругое и трепетное тело? Нельзя сослаться и на то, что за время разлуки он соскучился по ней. Нет, и вовсе нет. Воспоминание о ней на службе всплыло лишь однажды, и это воспоминание не было слишком ярким переживанием, чтобы стать причиной его неудержимого желания вновь овладеть ею. И почему с каждой последующей встречей его страсть к этой изящной женщине без единого изъяна необъяснимо угасала, а последний утренний поцелуй на автобусной остановке и вовсе показался ненужным и даже отвратительным. Отчего так? Что всё это означает?
Михаил долго ещё задавал себе вопросы, на которые не находил ответов, пока, всё-таки, не уснул. Молодой организм взял своё. Да и выпитая водка внесла определённую лепту…
… – Эй, засоня! Слышишь меня? – раздался снаружи голос отца. – Пора просыпаться. Какой же ты рыбак после того, когда проспал утреннюю зорьку?
Михаил продрал глаза и, встав на четвереньки, быстро выполз из шалаша.
Отец в высоких сапогах-броднях с закатанными чуть выше колена голенищами уже хлопотал у костра. На перекладине в пляшущих языках жаркого пламени висели знакомый котелок и чёрный от копоти чайник.
Утро было тихим и свежим. Небо сияло ослепительной синевой без единого облачка. Остывшее за ночь солнце успело выкатиться из-за Шайтан-скалы и, стремительно набирая высоту, торопливо разгоралось до белизны, выбрасывая из ослепительного диска на землю ярко-золотые лучи. По краям ивовых кустов, заступивших на несколько метров в реку, ещё курились остатки молочного тумана. Сонные волны лениво накатывались на прибрежный галечник, перекатывая обрывки донной травы, среди которой сновали стайки шустрых пескарей. Неописуемая таёжная красота восторгала Михаила своим величием.
– Долго спишь, рыбачок, – бодрым голосом поддел отец сына. – Пока ты рассматривал красивые сны, я на восходе добыл пару язей на стрекозу.
– Чего меня не разбудил? – спросил Михаил.
– Хотел было растолкать, да ты слишком сладко спал. Не стал тревожить.
– Зря так поступил, батя, выговор тебе от меня. Покажи хоть свой улов тогда.
– Садок в реке, под кустом. Иди, смотри.
– А ты, как я вижу, перехитрил осторожного язя, – сказал Михаил, взглянув на загнутые второпях голенища сапог, в которых перекатывались остатки воды.
– Да, донки почему-то мёртвыми сделались. Я взял маховую удочку, нанизал стрекозку, затем забрёл в воду чуть пониже поваленной пихты. Там омуток оказался. Ну, я и стал в него забрасывать. Одного взял сразу, другого через полчаса. А потом, как обрезало. Пробовал стрекозу заменить кузнечиком – всё равно бесполезно. Видать, куда-то в сторону отошёл на день.
Михаил подтянул садок к берегу и увидел в нём двух красавцев язей по килограмму каждый. Оба они испуганно плеснулись несколько раз, показав ярко-красные брюшные плавники на серебристом брюшке с жёлтым отливом в верхней части, а затем замерли, оставив для обзора лишь чёрно-синие спинки.
– Хороши, – с рыбацкой завистью похвалил Михаил и отправил садок обратно в ямку под ивовым кустом.
– Иди, плесни водицы в лицо, да завтракать будем, – сказал отец.
Михаил забрёл в реку, быстро умылся, присел к костру.
– Ну, и какие планы у нас на сегодня? – деловито спросил он, наливая в алюминиевую кружку уже заваренный чай.
– Ты можешь поудить с часик, а я поднимусь наверх – дерево свалю, потом кликну на помощь.
– Скажешь тоже! Старый будет лес валить, а молодой пузо греть? – недовольно пробурчал Михаил. – Негоже. Рыбалка никуда от нас не денется, а вот ворочать брёвна старику, да в одиночку, будет надсадно. Вдвоём-то, думаю, гораздо сподручнее.
– Верно мыслишь, сын, – одобрительно отозвался отец. – Не откажусь от твоей помощи.
Быстро перекусив, они вооружились пилой, лопатой и топором, обошли Шайтан-скалу, и поднялись наверх.
– Вот здесь она и лежит, – сказал отец, остановившись у большого продолговатого камня бело-розового цвета.
– Как ты определил? Здесь и намека нет на могилу, – удивился Михаил, пристально вглядываясь в траву вокруг камня в надежде отыскать могильный холмик.
– Очень просто. Этот камень я сам притащил сюда по просьбе старухи ещё при жизни. Она сама указала, где будет её могила.
– Ты притащил этот камень на себе?! – поразился Михаил.