Бен совершает странное движение головой, нечто среднее между кивком и мотанием. Сны… Какой смысл рассказывать тот сон? Можно самому догадаться, что он означает. В том сне он - воздушный шарик, накачанный гелием. Праздник давно прошел, его собратья либо лопнули, либо их унесло куда-то. Он все еще привязан к ограде. Начинается буря. Бен знает, что ему не удержаться. Он знает. И именно так и происходит – его срывает, и тянет вверх. И он просыпается. Понимая, что будет лететь, лететь бесконечно в холодную пустоту, и не сумеет остановиться, зацепиться за что-то. Потому что в бесконечной пустоте цепляться не за что.
Будем реалистами. Да – будем реалистами, так он однажды утром сказал своему отражению в зеркале. Тому самому, которое в нелепых полосатых хлопковых трусах, с редкой растительностью на груди, выпяченным, округлившимся животом и ярко розовеющим шрамом на левом боку. Каков процент вероятности возникновения сепсиса при полостной операции вне условий стационара? Какие шансы на шок, внезапную остановку сердца и прочие сопутствующие случайности? «А кто ты такой?» - спросил его как-то Джейкоб, в одной из многочисленных реальностей. А ведь, правда – кто я такой? Разве я важен? Тот, кто внутри – он важен. Он выживет при любом раскладе. Он имеет значение. И нет смысла его за это ненавидеть. Он не виноват. Не виноват… Ему там, внутри, не особенно комфортно, он туда не просился. Он тоже заложник, как и Бен. И им обоим осталось недолго потерпеть. А потом за дело возьмется Джон. Вот Джон, как раз, важен, он всегда был важен, он имел значение. Только теперь Бен думает об этом без прежней ревности. Все, мешающее им построить отношения, выгорело дотла, рассыпалось пеплом, унеслось утренним морским бризом. И это хорошо.
По дороге обратно, на ретро-волне Глория Гейнор поет о том, что стала сильной, и теперь непременно выживет; Джон, следя за дорогой, что-то увлеченно рассказывает о методах подледного блеснения, не мешая Бену думать о своем, попутно кивая и вставляя реплики к месту.
В доме пахнет хвоей и карамелью; пушистая ель упирается верхушкой в потолок, на полу в гостиной валяются обрывки подарочной упаковки и рассыпанные конфетти. Поднявшись наверх, Бен стучится к Алекс и, получив приглашение, заходит внутрь. Внутри кавардак – посреди кровати взгромоздился чемодан, вокруг раскиданы вещи, дверца шкафа приоткрыта, на ней висят майка с Микки-Маусом и летняя ночная сорочка с кружевом и кокетливо вышитыми на груди розами. Спохватившись, дочь спешно убирает с глаз долой несколько пар трусиков и бюстгалтер, отодвигает в сторону ворох свитеров и рубашек, приглашающе хлопает по покрывалу. Бен пристраивается на краю кровати, расслабленно наблюдает, как она тщетно пытается придать комнате более приличный вид. В какой-то момент ловит за запястье, усаживает рядом.
- Хотел поговорить с тобой перед отъездом. Ну, ты рада?
Она пожимает плечами, улыбается устало и немного снисходительно, будто взрослый ребенку.
- Глупый вопрос. Рождественские каникулы в Нью-Йорке – кто бы не обрадовался. Особенно, учитывая тот факт, у нас будет личный гид. Надеюсь, Гертруда будет именно личным гидом, а не надзирателем. Анна вчера визжала от восторга на ультразвуке. Она до конца не верила, что у ее родителей найдутся деньги на эту поездку.
- Я слышал, они выиграли в лотерею, - тон у Бена совершенно нейтральный.
- Ага, при их глобальной невезучести. Ладно тебе, пап, можешь не шифроваться. Спасибо, что не отправил меня одну.
Бен пристально вглядывается в ее лицо, аккуратно стирает большим пальцем крошечное пятнышко от варенья над верхней губой, заправляет за ухо непослушную прядь волос.
- Ты у меня такая умная.
- Угу, в кого бы? – фыркает она. – Слушай, я в порядке, ОК? Серьезно. Мне не снятся кошмары, я не мучаюсь угрызениями совести. Ты все это время ходишь вокруг, да около, задаешь странные вопросы. Не стоит.
- Мне жаль, что тебе пришлось… У меня в Нью-Йорке есть знакомый психотерапевт…
- Не начинай, а? Тебе дай волю, ты посадил бы меня под стеклянный колпак. Смирись с тем, что я выросла, и со мной может случиться все, что угодно. Понимаешь? Все, что угодно. Какой-нибудь больной урод, авария на дороге, разбитое сердце, незапланированная беременность. Что там еще случается с людьми в этом гребанном мире?
Бен саркастически приподнимает бровь.
- Тебе точно шестнадцать? Послушать, так все тридцать.
- В шестнадцать лет, Александр Македонский командовал армией и подавил восстание фракийского племени. Помнишь, ты мне рассказывал? Я еще тогда спросила, не потому ли ты назвал меня Александрой.
- Помню. Тебе тогда было десять. Программа по истории для средней школы, второй год обучения. Иди ко мне.
Они сидят, обнявшись, на кровати, вплоть до появления Джона, который сообщает, что звонила Анна, и что её отец заедет за Алекс в пять, чтобы отвезти девочек в аэропорт, и хорошо бы поторопиться со сборами.