Незабудки (Рассказы)

— На стройке работал. Потом на прокладке дороги. Ну а после пошло всякое-разное.

— Всякое-разное? Вижу, из тебя немногое вытянешь… Ну ладно, Андраш, берись за пилу и старайся думать о деле.

Так прошла первая неделя. В субботу, еще в полдень, Мишка поинтересовался:

— Так как же мы с тобой сегодня будем? — И поскольку чужак не ответил, он продолжил свою мысль: — Я рассчитываю сегодня с вечера домой податься.

— Конечно, о чем речь!

— Завтра с утречка опять буду здесь, а после ты смотаешься в село. Горячей воды у нас в бане и на тебя хватит. А к вечеру возвращайся. Ну как, согласен?

— Ладно.

— Ну а к вечеру-то обернешься?

— Обязательно.

— Потому как если ты к вечеру не поспеешь, то лучше уж я запалю кучи в понедельник, а в село тогда мы поедем вместе, но сей момент, не откладывая.

— Да не беспокойся ты. Я ведь на таких условиях и подряжался. Поджигай дрова и езжай себе на здоровье.

— Но только, чур, не подводить, смотри у меня, возвращайся к вечеру!

— Вернусь, никуда не денусь. Что мне делать на селе? Переночевать и то негде.

— Переночевать ты, положим, мог бы и у меня. Да и в другие дома приняли бы, только захоти. За чем дело стало? — Он лукаво подмигнул напарнику. — Бабенку еще не присмотрел себе?

— Не валяй дурака!

— А что в моих словах дурного? Молодецкая пора для тебя, конечно, миновала, но какая-нибудь толстозадая вдовица охотно взялась бы стирать твои портки.

— Я сам себя обстирываю.

— Дитё сам себе не сделаешь. А тут нашлись бы охотницы…

Чужак отмахнулся.

— Вон что! Не нравятся тебе наши бабы?

— Нравятся не нравятся, не могу сказать, я их не разглядывал.

— У тебя что, где-то семья осталась?

— Нет.

— Ну жена-то хоть есть?

— И сам не знаю, — вырвалось у чужака, и он поспешно перевел разговор на другое: — Обед готов, пошли поедим.

— Мне обед без надобности, дома поем. Небось чем-нибудь да накормит старая хрычовка.

— Я ведь на двоих стряпал.

— Ничего, на ужин тебе останется. Тогда, значит, я сейчас поджигаю, а после запрягу и — айда, к дому! Но к рассвету, имей в виду, явлюсь как миленький. Ближе к полуночи взгляни разок, как тут да что, и хватит. Ничего страшного за ночь не случится, а я еще до света вернусь.

Солнце успело взойти высоко, было, должно быть, часов десять утра, когда лошадь остановилась у избушки. Мишка снял с телеги мешок картошки, хлеб, горшки. Обе руки у него были заняты, пришлось толкнуть дверь локтем.

— Ну, здравствуй! — Жмурясь, он всматривался в полумрак избы. — Эй, Андраш!

Никакого ответа.

Мишка сбросил мешок на пол, поставил на стол посуду, положил хлеб, затем повернулся и через раскрытую дверь посмотрел на угольные ямы. Там было все в порядке, над ямами, присыпанными землей, курился слабый дымок. Он увидел и чужака. Тот как раз появился на краю распадка с двумя полными ведрами воды. На нем была чистая рубаха.

— Где ты пропадаешь? Поворачивай оглобли да поживей. Горячей воды в бане полно.

— Я уже помылся.

— Как это? Холодной водой?

— А печка на что?

— Ясно. Да и рубаха на тебе вроде бы…

— Выстирал с вечера, а к утру она просохла.

— Но баня-то! Попариться — совсем другое дело!.. Эх ты!

— К чему в чужом доме мешать?

— Ну, как знаешь! — коротко, обиженно бросил Мишка, который из-за бани для чужака рассорился с женой. — Уж больно ты гордый!

Собственно говоря, перепалка началась не из-за самой бани, а из-за Мишкиного наказа: «После бани выставишь на стол четвертинку да ужин честь по чести, как гостю полагается».

— Вода еще не остыла, дома тебя ждут, — еще раз повторил он. — А не хочешь — как хочешь.

— Горячая вода в хозяйстве всегда пригодится, — сказал Андраш и, чтобы перевести разговор на другое, добавил: — Я направил пилу.

— Мог бы и меня дождаться.

— Сейчас принес воды под точильный камень. А точить я тебя дожидался.

— Сперва поедим, — распорядился Мишка, почти не в силах скрыть облегчение. Конечно, дома все прошло бы без сучка без задоринки, тут можно бы и не опасаться. Зато теперь он избавился от тайного беспокойства: вдруг да напарник все же не вернется в срок? Ведь он, Мишка, готов был сбежать без оглядки, отправиться домой пешком, лишь бы не оставаться одному на ночь.

Он никому не признавался, что боится один. Чего — он и сам не знал, но боялся.

Андраш затолкал под топчан мешок с картошкой.

— Давай присаживайся к столу!

Мишка открыл обвязанные холщовой тряпицей горшки и кастрюльки, нарезал хлеб.

На печке еще не остыл свежезаваренный красноватый чай из шиповника. Андраш разлил его по кружкам и тоже сел за стол. Оба принялись за еду, хотя Мишка наелся дома и сейчас лишь из уважения к напарнику делал вид, будто не отстает от него.

— Ну что ж, — сказал он после завтрака, — пора и за дело. Направим пилу и топоры, и на сегодня шабаш. Надо хоть одну ночь в чистой рубахе поспать.

И то верно: на другой день от грязной работы, от угольной пыли рубахи враз теряли свою свежесть, а к концу недели и вовсе делались черными.