Борис:Ты сам на всё это нарвался, Паш.Чего хотел ты? чтоб они признались?Ну вот, при всём честном народе убив тебя —они сказали — мы.Полоний — наш.Но мы — не виноваты!Вы докажите.Да, так они и скажут — «гдеваши доказательства?»Допустим, да, его убили мы,и да, допустим, мы тогда дома взрывали.Запомните —мыможемсколькохочемпонавзрывать —вам, суки, не понять,зачем взрывали и зачем убили, —ведь мы — Россия, так вас и растак.Прости меня. Тебе, конечно, больновсё это слышать.Павел:Нет, мне не больно. Почки — не болят,так говорилимне в армии.Почки — они как лёгкие, а лёгкие — сто пудов не болят.Сердце и голова не болят вообще никогда — там нетникаких оснований, чтобы болеть, там нетокончаний нервных, а только они болят.«Маруся — издохни!» — повторяю я, засыпая,и только тогда всё начинает болеть —почки и лёгкие, сердце и голова, — когда вспоминаюнаглые лососиные хари,рожи, распухшие, словно жопы гусей,в прокуратуре, в любом суде, в министерствевнутренних дел,в верхней и нижней палате парламента,во всех кабинетах и просто насамых любимых улицах, — только тогдамне действительно больно.Простимся. Да-да, уже прощаемся. И тыиди, Полоний.Полоний:Сегодня ночью видел я во снекрасавицу. Такую, брат, что сродуне видывал.И вот, её рукаоткуда-то, буквально с потолка —достала маленького серого зверька —какое-то убожество — в беретеи с чёлкою.Передала мне в руки эту тварьи молвила —«Полоний, Вы наверное за этимко мне приехали!»О, Господи!когда вокруг тупыедебилы и дебилки —как не взорвать всех на хрен?Как не сжечьвсю эту сволочь?Как их всех сберечь?