Незабываемое

До конца прошлого века здесь работали врачами только немцы. Естественно, лечили господ. В 90-х годах появились русские врачи. Как-то в те годы в городе поднялся холерный бунт, и народ – темный и дикий – забил до смерти у пожарной каланчи местного врача Молчанова, обвинив его в отравлении колодцев и море людей… А Молчанов обеззараживал водоемы хлорной известью. Каланча эта до сих пор стоит… Памятно и то, что связано с именем А. Г. Бржозовского. Этот хирург, окончив университет в городе Тарту, стал первым государственным врачом в волости и проработал здесь 30 лет, до 1927 года. Это он построил городскую больницу, сейчас она носит его имя. Работал в глуши и ездил в Германию, Францию, Швейцарию, успел сделать здесь 4000 операций и написал учебник по хирургии, по которому занимались еще в 50-е годы…

* * *

До поезда – полчаса. Медленно тянется время. Мокрый, тускло освещенный перрон. Сырой воздух, смешанный с вокзальным дымком. Тихо. Людей почти нет.

У перрона какой-то местный поезд. Посадка почти закончена. Окна вагонов ярко освещены. Хорошо видны люди в мягких креслах. Вот молодая женщина снимает с головы пуховый платок. Рассыпаются волосы, лицо еще полно уличной свежести. Нагибается к соседке, смеется белозубой улыбкой. Рядом мужчины – разложили домино на чемодане. Дед степенно поглаживает бороду… Народ жует, обсуждает, устраивается поудобнее.

В конце перрона показывается группа людей. В темноте их видно плохо. Двое – однорукий высокий парень и подросток лет 12-ти с шумом катят тележку на низких колесах. На тележке ведро, полное песка. За ними спешит немолодая женщина в темном платке. В руках у нее лопата и метла. Сбоку от повозки, пытаясь подталкивать ее, неуклюже бежит мальчонка лет семи – в тяжелых подбитых валенках, в рукавицах и большой шапке. Бежать ему интересно, но тяжело – валенки делают его неловким. Шапка его сбилась на лоб, из-под нее торчат мокрые волосенки…

Вот люди с тележкой, освещенные светом из вагонных окон, проезжают мимо меня. Мальчонка спотыкается, но удерживается на ногах. Однако спустя десяток метров, сшибленный колесом, он плашмя падает на асфальт. Тележка резко разворачивается, и ведро с песком слетает с нее, тяжело падая рядом с головой лежащего мальчика.

Все невольно останавливаются. Несколько секунд мальчик лежит неподвижно, потом начинает плакать – жалобно, как скулящий щенок. Женщина, видимо мать, осторожно поднимает и отряхивает его. Без шапки он кажется особенно жалким. Старшие ребята недовольны: не можешь – не беги. Люди, окружившие тележку, укоряют женщину – ребенок ночью спать должен… А та молча надевает ему шапку на голову и, не ругая, бережно ощупывает его пальчики – не сломал ли их, бедняжка. От ласки ее он еще пуще заливается слезами. Больно смотреть.

Рассыпанный песок ссыпают в ведро, однорукий ставит его на тележку и, громыхая, катит ее дальше. Женщина берет в руки метлу и лопату и медленно идет вслед. За ней ковыляет всхлипывающий мальчик.

Откуда они? Наверняка, увязались с матерью, работающей в ночную смену. Помощники…

А за стеклами освещенных окон – яркие лица, счастливые люди. Им чужая боль не видна.

Сердце мое наполняется болью и тревогой.

Еду в Хвалынск. Холод, одиночество ночного поезда. Бежит он по рельсам среди тьмы. Трясет путников, как скачущий конь. Судьбу торопит…

Лег я в два часа, проснулся глубокой ночью. В купе темно. Соседи, с вечера хмельные, крепко спят. Сколько ни вглядывался в циферблат часов в мерцающем свете окна – ничего не мог разглядеть. На сердце неспокойно, чего только не передумал… Как бы я к бате своему полетел сейчас, если бы его можно было вернуть. Всю жизнь так – чужую беду разведу, а свою…

Не проехать бы. Оделся, набросил шинель и вышел в коридор. Ехать еще полтора часа! Притулился у еле теплой вагонной печки…

Что в том доме, куда я еду? Как необлагодарен труд врача, от которого требуется решение безнадежной задачи.

Из тамбура появилась проводница с ведерком, полным угля. Руки и лицо ее вымазаны. Смеется: «Вот, натаскала на станции, пока стояли, теперь чай пить будем!». Темная прядь волос высовывается из-под берета. Глаза лукавые и приветливые. Смеется, и видно, что лет ей – не более 35. Удивительно, как улыбка красит некрасивых. «Что не спите? Я ведь обещала разбудить… Присаживайтесь ко мне – здесь теплее будет. Да вы врач! (заметила эмблемы в петлицах). По вызову, наверное?»

Поговорили мы с ней о житье-бытье, о родных местах, о том, что в этом году плохо с картошкой… Немудреная беседа, и человек простой, а за разговором я и не заметил, как успокоился.

Позже в коридор вышел рослый мужчина с холеным лицом. Драповое пальто, пыжиковая шапка. Породистый подбородок. Я приметил его еще в Саратове. Не взглянув на нас, он отвернулся к окну и простоял до станции в гордом одиночестве… Важное лицо едет в район…

Поезд пришел вовремя. В 6 утра маленькая станция казалась вымершей. Удивительно: у нас тепло, а здесь мороз и звездное небо.

Меня встречали. Я спросил: «Как мать?» Ответили: «Очень тяжела».