Незаконная планета

Двигатели мчали танкер вперед. Вперед – но куда? Приборы не показывали положения корабля в Пространстве. Было похоже, что неведомая сила разом вывела из строя все наружные датчики. Корабль очутился в положении человека, внезапно ослепшего посреди уличного потока.

«Мы стартовали часа на полтора раньше расчетного времени, – лихорадочно соображал командир. – Ио всегда обращена к Юпитеру одной стороной, и танкер стоял на этой стороне. Стартовый угол известен. Сейчас, когда корабль выходит на скорость убегания, надо ложиться на поворот. Но как рассчитать поворот без ориентации? В поле тяготения Юпитера нет ничего постоянного. Поворачивать вслепую? Ю-поле прихватит на выходной кривой, а ты и не заметишь… Не заметишь, потому что гравикоординатор не работает».

Морозов между тем возился с пеленгатором. Ведь на крупных спутниках Юпитера стоят радиомаяки – на Ио, на Каллисто, на Ганимеде. Нет. Молчат маяки, музыкальные фразы их сигналов не доходят до «Апшерона».

– Хоть бы один пеленг… Хоть бы одну точку… Что делать, Радий Петрович?

Командир не ответил. Он уже знал, что ничего сделать нельзя. Даже послать на Луну аварийный сигнал. Радиосвязи не было. Надеяться на чудо? Где угодно, только не в Ю-поле.

Ну что ж… На Земле труднее: вокруг все родное, земное, и можно увидеть в окно кусок голубого неба, и мысль о том, что все это будет теперь без тебя, невыносима. В Пространстве же – Шевелев знал это – чувство Земли ослабевало, помимо воли приходило то, что он называл про себя ощущением потусторонности…

Ослабевало? Ну нет! Вот теперь, когда гибель неотвратима, он понял, что ни черта не ослабевало чувство Земли. Наоборот!

Надо было что-то сказать ребятам. Командир посмотрел на них. Заостровцев лежал в кресле, задрав голову вверх и бессмысленно вытаращив глаза. Лицо его было искажено перегрузкой. Руки он вытянул перед собой, пальцы вздрагивали, как бы ощупывая воздух.

Ну что им сказать? Разве что стандартное: «Будьте мужчинами…»

Радий Петрович вдруг замер, пораженный догадкой: так вот что случилось тогда с Рейнольдсом, вот что не договорил он в последней радиограмме – он потерял ориентацию! У Рейнольдса, так же, как и у него, Шевелева, внезапно ослепли приборы. Ю-поле прихватило ослепший корабль Рейнольдса, он врезался в Юпитер. Непонятная, никем не предвиденная энерговспышка… Надо сообщить на Землю. Вряд ли когда-нибудь информация попадет к людям, но все равно он обязан сообщить.

Радий Петрович включил звукозапись и собрался с мыслями. Информация должна быть краткой и исчерпывающей.

Тут он услышал щелканье клавиш. Практиканты – штурман и бортинженер – сидели, голова к голове, у пульта вычислителя. Заостровцев теперь не щупал пальцами воздух – он медленно водил растопыренной пятерней от себя к экрану. К экрану, на котором светились кольца координат, но по-прежнему не было точки, показывающей положение корабля.

– Сейчас… – бормотал Морозов, щелкая клавишами. – Только вот введу исходные… влияние Сатурна… Эфемериды… Давай направление, Вовка!

«Какое еще направление? – подумал командир. – С ума они посходили?»

– Что вы делаете? – резко спросил он.

Ему пришлось повторить вопрос дважды, но ответа он так и не дождался. Те двое, должно быть, просто забыли, что на корабле есть командир.

– Не так, не так! – стонал Заостровцев, рубя ладонями воздух. – Не понимаешь…

– А как? – хрипел Морозов.

– Слушай меня, Алеша… Слушай! Мы здесь… Да, здесь… – показывал он. – Значит, выходная кривая… Вот… вот ее направление, понимаешь?

– Понял!

Снова защелкали клавиши. Морозов откинулся, уставясь на панель вычислителя.

Мертвая тишина.

– Программа готова, – неуверенно сказал Морозов.

* * *

Пытаясь освободиться от странного и тягостного ощущения, Заостровцев вызывал в памяти картины недавнего прошлого.

Шел последний месяц предвыпускной практики, после которой группе выпускников предстояло перебазироваться на Луну и там ожидать зачетных рейсов. Однажды вечером Володя Заостровцев сидел у себя в комнате и готовился к очередному самоэкзамену. Перед ним лежала на столе красочная схема охлаждения плазмопровода. Но что-то не мог сегодня Володя сосредоточиться на занятиях. Внимание рассеивалось. За переплетениями схемы чудилось оживленное девичье лицо – лицо Тони Гориной.

Володя томился. Если бы полгода назад кто-нибудь сказал ему, что с ним произойдет такое, он бы ответил презрительным смешком. Но теперь Володе было не до смеха. Душу раздирали сомнения. То ему казалось, что Тоня к нему благосклонна, то, напротив, он приходил к горькой мысли, что нисколько ей не нужен. Уж очень была своенравна Тоня Горина. Вечно она торопилась туда, где много веселых людей, где поют, острят и танцуют. Володя же был человеком, так сказать, камерного склада, многолюдье отпугивало его.