Незаконная планета

Но годы идут, и все труднее становится ему, Шандору Саллаи, работать у большого инкрата, все реже наведывается он в свою лунную обсерваторию. Нет, не потому только, что наблюдения последних лет мало что прибавляют к накопленной ранее информации. Силы убывают – вот что. Никуда не годится печень – по-видимому, надо решаться на операцию, заменить ее новой. А он все тянет, заглушая боль препаратами и отмахиваясь от советов врачей…

Вечерело. Удлинялись тени. Завозилась, раскачивая сосновую ветку, белка – устраивалась, должно быть, на ночлег. Вдруг Саллаи обнаружил, что Буров умолк.

– Почему ты замолчал, Илья? Продолжай.

– Мне показалось, что вы отключились.

– Нет. Я слушаю.

– Математический анализ, который я проделал, – сказал Буров, почему-то понизив голос, – не дает оснований для… ну, для поспешных обобщений, что ли… Но он определенно наводит на мысль, что… на ту мысль, что тау – не один из видов энергии, рассеянной в космосе, а… как бы это выразить…

– У тебя и слов-то нет.

– Просто я не думал о словесном выражении. Я ведь шел чисто математическим путем.

– Хорошо, – сказал Саллаи, сворачивая на дорожку, ведущую к морскому берегу. – Я помогу тебе сформулировать. Твоя статья – имею в виду ее математическую часть, а не тон, который я отбрасываю за ненадобностью, – так вот, статья наводит на мысль, что тау – не один из видов галактической энергии, а ее универсальный носитель. В разных условиях взаимодействия тау-излучение может принимать разные энергетические формы – тепловую, электромагнитную, может быть – и гравитационную. Тау – и не излучение собственно, а единая энергия, рассеянная в космосе.

– Учитель Шандор! – вскричал Буров, слушавший его с жадным вниманием. – Блестяще сформулировано! Универсальный носитель галактической энергии – именно так…

– Погоди, Илья, я не кончил. Формулировка эффектна только внешне. По сути своей она несостоятельна. Тау-излучение обнаруживается только в пик периода Активной Материи. Его дискретность подтверждена почти полувековыми наблюдениями. И тут твои расчеты, как бы изящны они ни были, бессильны. Это – первое…

Саллаи поморщился от кольнувшей в правом боку боли. Невольно замедлил шаг.

– Да, – сказал Буров. – Пик активности миновал, тау много лет не обнаруживает себя. Все так. Но не говорит ли это лишь о несовершенстве техники средств наблюдения?

– Может быть. Но вот – второе обстоятельство. Тау – самые сильнопроникающие частицы. Они поглощаются еще слабее, чем нейтрино, ты прекрасно это знаешь. Трансформировать тау в другие формы энергии невозможно.

– Но мой расчет, учитель Шандор, показывает…

– Ничего он не показывает, кроме качества твоей математической подготовки.

Они вышли на приморскую аллею, повторявшую изгиб бухты, и остановились у балюстрады. Широкая белая лестница вела отсюда вниз, к купальне и бонам яхт-клуба. Вода в бухте была темно-синяя, неспокойная.

«Через неделю гонки, – вспомнил Буров. – Надо бы проверить яхту, настроить ее хорошенько. Алешка к гонкам вряд ли поспеет, ну и ладно, пойду с Костей, с ним надежнее, чем с Алешкой… Жаль, не получился у меня разговор со стариком…»

– Если не возражаете, я пойду, – сказал он.

– Вот что, Илья. – Впервые за время их прогулки Саллаи взглянул на него. – Ты волен выбрать для предвыпускной практики другую тему. Любую другую, по своему усмотрению.

– Спасибо, учитель Шандор. Я подумаю.

– И другого руководителя практики ты можешь выбрать.

– Ну, зачем вы так…

– Я не вечен, – сказал Саллаи и почувствовал, как пугающе точна эта тривиальная фраза. – Я дал тебе все, что мог.

– Еще раз спасибо, учитель Шандор, – сказал Буров, помолчав немного. – За то, что вы научили меня мыслить.

Саллаи не видел, как Буров сбегает по лестнице. Щурясь от ветра, опершись на балюстраду, он долго смотрел на темнеющую бухту, на дальнюю гряду скал, у которой вскипали белые буруны, на запоздалую яхту, идущую к причалу.

Когда-то и он, Саллаи, увлекался парусным спортом – пока большой инкрат не поглотил все его время.

Яхта сменила галс, парус перебросился на другой борт. Галс влево, галс вправо. Да, иначе чем в лавировку против ветра не пойдешь. Не то он слышал, не то читал, что когда-то остроносые астраханские рыбачьи шхуны за способность ходить под немыслимо острым углом к ветру называли «с богом супротивницы».

«Неплохо сказано, – подумал Саллаи, морщась от привычного покалывания в боку. – С богом супротивницы…»