– Виталий Павлович не приехал домой обедать, – коротко ответил дворецкий, а мать нахмурилась так, что на ее чистом лбе проступили глубокие морщинки.
– Как? Почему? – она помассировала виски. – Отец всегда обедал дома, вообще всегда, что бы ни происходило.
– Вот и я о том же, – кивнул Назар Борисович, гипнотизируя взглядом дверь.
Их беспокойство очень скоро передалось и мне. Нужно было пройти в свою комнату, проверить карту, узнать, куда именно Ева ходила наезжать на старшего своей группы. Разобраться уже с драгоценностями, которые все еще валялись под кроватью, куда их стабильно после уборки запихивал дворецкий, который, скорее всего, их и нашел в брошенной у крыльца машине и передал деду. Да много у меня было дел на самом деле, но я упорно стоял рядом с матерью и, как и остальные, смотрел на дверь.
Когда часы пробили ровно семь, дверь отворилась и вошел Дмитрий, водитель деда. Он явно устал и страшно замерз, потому что слегка подрагивал, обхватив себя руками.
– Дима, что с тобой? Что с папой? – мать бросилась к нему и схватила за отвороты куртки.
– Я не знаю, – его слегка трясло. – Мы поехали на седьмой склад, но там Виталий Павлович пробыл не долго. Ему позвонили, прямо в машину. Разговор был короткий. Ему сказали всего пару слов, и он ответил: «Сейчас буду». После этого мы поехали в императорский дворец. Но там все пошло не так как обычно. У ворот нас ждали. Безопасник в штатском показал, что я должен ехать прямо, хотя, чтобы попасть в комнаты приемов, необходимо было свернуть налево. А когда я доехал до магического купола, охраняющего тюрьму для высокопоставленных политзаключенных, меня попросили выйти из машины, а на мое место сел другой водитель. Виталия Павловича завезли туда, понимаете? Меня же попросили убираться. Я вынужден был идти сюда пешком, потому что мой кошелек остался в машине, поэтому я так задержался. – Он замолчал, а потом мягко перехватил руки побледневшей матери. – Мария Витальевна, я надеюсь, что ошибаюсь, но, похоже, Виталия Павловича арестовали.
Остаться собой
Глава 1
Звонок раздался в то самое время, когда я собирался выходить из дома. Не дожидаясь, когда подойдет Назар Борисович, я снял трубку.
– Керн, – сухо проронил я, пытаясь хоть ненадолго отвлечься от проблем, которые свалились на нас совершенно внезапно. Ведь еще три дня назад утром ничего не предвещало беды.
– Константин Витальевич, – голос Подорова я узнал сразу и заметно насторожился, потому что интерес Службы безопасности в тот момент, когда глава твоего клана предположительно арестован, не предвещал ничего хорошего. – Мы можем встретиться? Я хотел бы с вами поговорить.
– Так же, как его величество поговорил с моим дедом? – процедил я, удивляясь тому, почему все еще не бросил трубку, а разговариваю с полковником, который за каким-то хреном представился мне простым следователем.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – через несколько секунд напряженного молчания ответил Подоров.
– Бросьте, Матвей Игоревич. Никогда не поверю, что вы не знаете о некоторых изменениях, произошедших в клане Кернов. – Я мысленно досчитал до десяти, чтобы не сорваться. Нам никто ни о чем в эти безумные дни не говорил. Никто не позвонил и не сообщил об аресте деда или о чем-то таком. Все эти дни мы терялись в догадках, не понимая, что происходит. Мать попыталась связаться с кем-то из знакомых, ошивающихся при дворе, но там все было глухо, никто ни о каком аресте не слышал, а ведь, по идее, арест такого уровня должен был быть вообще у всех на устах. Но вокруг клана Кернов стояла полнейшая тишина, словно ничего и не случилось.
– Я на самом деле не понимаю, о чем вы сейчас говорите, Константин Витальевич. – Это заблуждение, что по голосу нельзя определить выражение лица говорящего. Улыбка, например, прекрасно слышится, так же как и озабоченность. А Подоров был озабочен, и это подделать было невозможно.
– Моего деда арестовали, во всяком случае, он три дня назад заехал на территорию особо защищенной тюрьмы для знатных политических заключенных, расположенной на территории дворцового корпуса, и больше мы о нем ничего не слышали, – выпалил я, гася огонек, подпаливший стоящую тут же на столе свечу. Вот только погасил я его, плеснув водой. Нити моего дара никак не хотели успокаиваться, и это меня нервировало, потому что сейчас я впервые действительно совершенно не знал, что делать дальше. А что, если дед задержится, например, его заключение продлится достаточно долго, чтобы дела клана начали требовать пристального внимания? Что тогда?
– Хм, вы можете мне не верить, но я все же скажу вам, Константин Витальевич, – после очередного непродолжительного молчания протянул Подоров, – по моему ведомству информации об аресте Виталия Керна не проходило. Что странно. Если его оформили как политзаключенного, то я обязан был об этом знать.
Мы замолчали. Не знаю, о чем думал полковник, но у меня в голове вертелась только одна мысль: «Какого хрена происходит?!» Наконец, Подоров нарушил на этот раз затянувшееся молчание.