– А ну хватит бесноваться!
Если нас обнаруживали в нашем штабе под крышей бани, то требовали спуститься. Но никогда не оставались ждать выполнения распоряжения. Нас не нужно было контролировать. Мы были послушными детьми, и второй раз просить или одергивать меня и Андрея не было нужды.
Конечно, наше время не полностью было отдано забавам. В частном доме всегда найдется работа, и часть ее выполнял Андрей. В таких случаях я добровольно принимала на себя обязанности его помощницы. Например, открывала и закрывала кран шланга во время полива огорода. С радостью и гордостью, как хирургу в операционной, я быстро подавала Андрею инструмент для ремонта велосипеда, мопеда, а потом и мотоцикла. «Ключ на двенадцать, отвертку, плоскогубцы», – важно требовал брат, и я была счастлива быть рядом с ним и участвовать в серьезном взрослом деле. Или, превозмогая страх, светила ему лампочкой на длинном проводе в темном и низком подполе, где хранились овощи и не очень востребованные хозяйственные вещи. Передвигаться в нем, согнувшись, можно было по всей территории под домом, осторожно огибая кирпичные опоры и толстые деревянные балки фундамента.
Нам было скучно друг без друга, и мы в отсутствие сотовой связи прибегали к доступным средствам коммуникации на расстоянии. Например, мы открывали люки в подпол в обеих кухнях и переговаривались через них. Или пытались организовать сеанс связи через спичечные коробки, соединенные ниткой с привязанными с обоих концов спичками, и нам казалось, что мы действительно слышим друг друга благодаря этой «рации», хорошо известной детям последнего советского поколения.
В подполе, в стене каменного фундамента со стороны дяди Саши, было отверстие с заглушкой. Иногда Андрей доставал заглушку и показывал, как эхо его голоса гулко разносится по всему подполу. Он делал это не для того, чтобы напугать меня, а чтобы развлечь и ободрить, показать, что все здесь нам подвластно. Чтобы преодолеть мою робость.
С Андреем я повсюду чувствовала себя под надежной защитой. Он очень внимательно, как верный рыцарь, опекал меня. В детстве шнуровал мне обувь, когда мы покидали дом, и заботливо осведомлялся в холодный сезон на улице и по возвращении домой, не промокли и не замерзли ли мои руки и ноги. Он старше меня на год и три месяца, поэтому в детстве каждый раз после своего дня рождения он с серьезным видом заявлял мне, что теперь он на два года взрослее и я должна его слушаться. Со временем это заявление превратилось в шутливый ритуал. Впрочем, в нем не было серьезной необходимости: я безоговорочно доверяла ему и с радостью следовала за братом.
Мне хотелось участвовать во всех работах, на которые привлекали Андрея. Мама всегда отправляла меня в Полетаево нарядно одетой, и, когда тетя Нина с Таней выговаривали мне, что в такой праздничной и чистой одежде нельзя выходить на улицу или работать на огороде, я с готовностью ныряла в спортивные штаны и футболку Андрея, лишь бы мне не запретили быть рядом с ним. Я очень переживала, когда его в подростковом возрасте забирали на сенокос, а меня оставляли в доме. Ожидание его возвращения превращалось в нескончаемую маету.
Как-то раз мы с братом отправились на рыбалку на речку Миасс. Андрей чуть отошел в сторону, поставив меня в хорошем рыбном месте. Мне было скучно стоять на кочке с удочкой в руках, и я, не представляя, что впереди не пологий берег, а обрыв, в кофте и вельветовых штанах шагнула вперед, сразу провалившись по пояс. Андрей тут же распорядился о сушке одежды, ни словом не упрекнув меня за непослушание. Не помню, чтобы он выговаривал мне за какую-то оплошность или ошибку. Вместо этого он хохотал вместе со мной. Мы были детьми с легким характером, не хныкали, не жаловались и не ругались.
Конечно, среди полетаевских мальчишек у Андрея были друзья и интересы за пределами дома и двора. Но всех и все он безропотно оставлял ради меня, когда я приезжала в гости к бабушке и дедушке. Со временем я поняла и оценила его готовность пожертвовать своими планами и стала сопровождать его в делах во «внешнем мире». Его друзья относились ко мне с уважением, но Андрей внимательно следил, чтобы они своим поведением не обидели и не скомпрометировали меня.
В подростковом возрасте Андрею разрешили пользоваться отцовским мотоциклом, пока у него не появился свой, и я с удовольствием гоняла с ним по Полетаеву и до Челябинска. Я хорошо чувствовала водителя и «железного коня» и была удобной попутчицей. Мы и тут, как и во время детских игр, без слов понимали и поддерживали друг друга. Когда Андрей начал проявлять интерес к девочкам, он откровенно делился со мной своими чувствами. Мы оба не считали эту открытость чем-то постыдным или зазорным.