Незапертая дверь

Анна понимала, что все это неправильно. Неправильно пить чужие, не прописанные врачом таблетки. Неправильно просить деньги, неправильно на кого-то рассчитывать. Неправильно обижаться. Она и вправду взрослая женщина, и есть истории пострашнее. Она здорова, у нее здоровый ребенок. Своя квартира, образование. Ей надо быть сильной и ни на кого не рассчитывать. Но сил как раз не было, а было одно сплошное отчаяние. И одиночество, и куча страхов.

Вся жизнь казалась ей неправильной. Все ее поступки – глупыми и непродуманными.

Но надо выбираться, вылезать – ради Маруськи. И да, сработал мощнейший материнский инстинкт.

Ради самой себя Анна бы вряд ли старалась.

Забилась, как бабочка в сачке, и потихоньку поехало – не без помощи старых знакомых устроилась в мелкую газетенку, и газетенка фигня, и работа, ну и, конечно, зарплата. И все же это были деньги. Деньги, на которые можно было купить яблоки, сыр, колбасу, недорогой кофе, новый лифчик и даже новые туфли Маруське.

Маруська пошла в детский сад. Сначала бесконечно болела, а потом ничего, попривыкли.

Но в новой работе было важное преимущество – почти свободный график. Отсиживать свои часы, греть задницей стул, как шутили в газете, не было надобности. Сделать интервью можно было из дома – главное, найти героя.

Газетенка, а вернее ее главный редактор, молодой и амбициозный провинциал, которого ненавидели все сотрудники, страстно мечтал попасть в топы изданий, посвященных главным культурным мероприятиям столицы. Писала газетка обо всем – всех московских мероприятиях, от выставок до театральных и кинопремьер, знаковых и не очень.

Анне как раз и достался лакомый кусок – освещать новости книжной жизни. Не сразу, но постепенно пошло.

Помогала внешность – на яркую внешность мужчины были падки, ну и диплом МГУ. Она не какая-нибудь приезжая шустрая и наглая девица, а московский дипломированный журналист. И еще всех интриговал ее голос – хрипловатый, завораживающий, с тембром в диапазоне от низкого до высокого.

Появление в ее жизни Калеганова было очень вовремя – Анна чувствовала себя готовой к новым отношениям, с усилием поборов почти наркотическую зависимость от бывшего мужа.

Она знала, что он жил с женщиной старше себя, женщиной, успешной и известной в окололитературных и издательских кругах. О ней до сих пор вспоминали. В подробности не вникала, подробности – лишние проблемы, а проблем ей хватало своих.

Роман с Калегановым она представляла примерно так: встречи один-два раза в неделю, походы в рестораны или на мероприятия, секс – и никаких обязательств. Анна никому не верила.

Поначалу так все и было. И кажется, их обоих это устраивало. Но месяцев через восемь они оба заболели – подхватили вирус, и Анна задержалась в квартире Калеганова надолго.

Маруся в то время гостила у бабушки в Копенгагене.

Совместное проживание им, как ни странно, понравилось. Правда и ссорились они часто. Вернее, цеплялись друг к другу. Еще точнее – цеплялась Анна. Поводов хватало. Например, она высмеивала провинциалов, заполонивших Москву. Пожалуйста – даже в ее препаршивой газетке семьдесят процентов приезжих.

– Даже не пятьдесят, а семьдесят, – удивлялась она. – А наш главный? Ну здесь вообще запредел!

И Анна начинала чихвостить приезжих – и наглые, и необразованные, и невоспитанные. К тому же презирающие коренных москвичей. Провинциалы были настроены «урвать», «растолкать локтями», «пролезть поверх голов», «пройтись по трупам» и в итоге красиво устроиться.

Калеганов вступал с ней в спор, пытаясь доказать, что она неправа и что кроме наглых, невоспитанных и необразованных есть те, кто приносит столице пользу, украшает ее и обогащает.

– К тому же – нет, ты мне ответь, – горячился он, раззадоривая ее все больше и больше, – чем вы, москвичи, лучше нас? У вас было больше возможностей и в этом лично ваша заслуга? То есть по праву рождения? А теперь представь – ты родилась в глубинке. Сто, триста, семьсот километров отсюда. Вот ты способная, амбициозная. Образованная и красивая. Ты чувствуешь, понимаешь, ты абсолютно уверена, что можешь больше. Больше, чем может дать тебе твой родной город или поселок. Ты можешь сделать карьеру, заработать деньги, стать известной личностью. У тебя все для этого есть. Все, кроме одного – ты не столичная жительница. Не москвичка и не петербурженка, тебе просто не повезло. И что бы ты делала в этом случае? Нет, ты представь – в родном городе тебе нестерпимо душно, ты никогда не достигнешь здесь ничего, здесь потолок, низкий, такой, как в хрущобах. Ты не сделаешь здесь карьеры, не заработаешь денег, не станешь другим человеком. Здесь все предначертано, расписано заранее, а самое главное – ты ничего не можешь изменить! Ничего. Ну? Твои действия? Ты останешься там, не уедешь и не попробуешь изменить свою жизнь? Ты согласишься на прозябание, на нищету, на одни и те же постылые лица? Ты сложишь лапки и не будешь пытаться?