Незапертая дверь

Муж воспринял это спокойно и с пониманием. Кажется, даже с облегчением. Разлюбил? А может, никогда не любил. Это она любила, а он… Он продолжал делать, что хотел.

Разве любовь не самопожертвование? Разве не отречение от старых привычек? Для него – точно нет. Это для нее любовь была жертвоприношением, а для него… Не смешите!

Ничего его не изменило, ничего. Ни возраст, ни наличие жены, ни появление ребенка. Кстати, Маруся была с ним как две капли воды.

Спустя полгода Анна узнала, что он сошелся с женщиной, которая его везде сопровождала. Вот что ему было нужно – не тихая семейная заводь с ужинами и телевизором, не дочка, и не уют и пироги, которые пекла Анна, – ему нужна была соратница и единомышленница. Похоже, он нашел то, что искал.

Первое время после развода она привыкала к тому, что его больше нет в ее жизни. Привыкала мучительно и долго, а когда привыкла – выдохнула, ожила. Ее перестали мучить ночные кошмары и страшные сны, она не вздрагивала от звука открывающегося лифта и телефонных звонков.

Привыкла, а потом… Потом вернулся кошмар – Анна бешено ревновала бывшего мужа к его новой подруге и никак не могла смириться, что он никогда не вернется.

Иногда он звонил. Пару раз просил вывести дочку в сквер возле дома. Анна, надев темные очки – не дай бог, он увидит ее больные глаза, – выводила Марусю. Девочка отвыкла от него, шарахалась, пугалась, но спустя несколько минут узнавала и, оглядываясь на мать, старалась скрыть радость.

Анна сухо кивала и шла к подъезду. Никаких разговоров, совсем никаких, как будто не было прожито шесть трудных лет, как будто вообще ничего не было, ничего – ни хорошего, ни плохого. Обидно было ужасно – ну разве нельзя общаться, как все интеллигентные люди: перезваниваться, интересоваться делами друг друга. Ради дочки, ради самих себя, чтобы просто не было стыдно?

И вдруг осенило – ему просто неинтересно! Она ему неинтересна ни как человек, ни как женщина, ни как мать его единственной дочери. Хотя кто знает, действительно ли Маруся единственная – при его-то образе жизни?

И снова накрыли тоска, одиночество и страхи. Ее снова предали. Сколько их, этих предателей! У нее нет верных друзей, близких родственников – никого!

Маруся болела, денег хронически не хватало, мать присылала из Копенгагена полную ерунду: дешевые синтетические тряпки с распродаж, пластмассовые украшения, китайские игрушки, отчаянно пахнувшие химией, – Анна тут же их выбрасывала.

Мать вроде жила неплохо, но деньгами распоряжался ее жадный и вечно бубнящий муж: «Русской жене деньги доверить нельзя, все русские – моты, вы не знаете цену деньгам». Ну и так далее. Мать подробно отчитывалась за чеки из химчистки, аптеки и парикмахерской. За продуктами Йорган ездил сам – не дай бог, жена купит чего-то лишнего. Конфеты и яблоки покупались по счету: в день две конфеты и одно яблоко.

– Как ты живешь с ним? – удивлялась Анна.

– Привыкла, – отмахивалась мать. – Зато знаю, что завтра не будем голодными, что оплатим квартиру, страховку и все остальное. Здесь по-другому никак. – И добавляла со вздохом: – Ну а вообще, Анька, конечно, противно.

Анна все понимала: мать крутилась как могла, но, открывая очередную посылку с дешевой китайской Барби, все равно обижалась – лучше уж ничего, чем такая ерунда.

Помогали родители мужа. Но спустя два года свекра, известного ученого, пригласили читать лекции в Брюссельском университете, где они и остались.

Анне казалось, что о них просто забыли – ну да, была когда-то у сына жена, ну да, потом появилась девочка, внучка. Но привязанности к Марусе как не было, так и не появилось – откуда? Складывалось впечатление, что однажды за ужином, к слову, они вспоминали об их существовании и высылали какие-то деньги.

Анна в отчаянии написала отцу. Ответа ждала долго, а когда он пришел, разрыдалась. В письме были сплошные укоры: дескать, платить должен отец девочки, а не он, немолодой человек, к тому же обремененный семьей и своими заботами. Отец посоветовал Анне отдать дочку в сад и пойти на работу.

Письмо было жестким и беспощадным: «Ты, Аня, живешь в Москве, в собственной квартире, тебе дали образование, а все остальное – твои проблемы. И прошу тебя – не надо писать мне про деньги! Здесь тоже не рай, да и мне далеко не двадцать. И кстати! В твоем возрасте пора самой помогать немолодым родителям, как делают все нормальные люди. А не клянчить у отца, жизнь которого тебе давно не интересна».

Какой там детский сад – Маруся и дома постоянно болела.

Страх и отчаяние – вот что испытывала Анна. Жить не хотелось. Она не справилась с жизнью. Сил не хватило. Но была дочка, и всякое прощание с жизнью отменялось.

Помогли таблетки, которыми поделилась Регина, соседка.