Незапертая дверь

Вздумал Севка в свои пятьдесят три рвануть в новую жизнь. Конечно же, с молодой и прекрасной, а главное – новой. И что? А ничего, как и положено: кровавый развод, не менее кровавая дележка совместно нажитого. Ну и настиг друга Севку рачок. Стремительный такой, с красивым названием – светлоклеточный рак почки. Как? Слово-то какое – «светлоклеточный»! Светлое, ласковое, умиротворяющее, если не знать, что это такое.

И сожрал этот гад светлоклеточный бедного Севку за пару месяцев. Не успел Севка ничего, не вкусил ни граммульки, ничего, кроме нервяка, сотрясений, скандалов и проклятий. Не успел ополовинить совместно нажитое, не успел сладко выспаться в объятиях милой девы. Только и успел, что словить светлоклеточный.

А все потому, что в определенном возрасте противопоказаны резкие движения – Илья Валентинович это быстро сообразил. Ни-ни! Тише едешь, ну и… Соответственно. Примеров перед глазами было полно! Кроме бедняги Севки, коллега по старой работе Миша Ноленко. Там вообще – развелся, квартиру пополам, тачку тоже, только дачку в семь соток с избушкой на курьих ножках благородно оставил прежней семье – а как же, там любимая внучка! Счастливый ходил! Аж сиял. И что? Счастливая жизнь молодоженов закончилась ровно через год и два месяца. Бросила молодая жена Мишку Ноленко и отвалила к ровеснику. Сказала: «Прости, но у тебя по утрам изо рта плохо пахнет. И по вечерам, кстати, тоже». Вот и получи, старый болван, по заслугам! Ладно обидно, а как унизительно? А раньше ты, милая, не замечала? Или страдала хроническим насморком? И, как водится, прихватить кое-что с собой не забыла. И снова развод, и снова дележка, и снова страдания. Только в предыдущий раз уходил он, а в этот бросали его. Есть разница? Да и шушукались все по углам, насмехались. Первая семья просто животики чуть не надорвала – все папашу подкалывали: «Ну как? Покушал с нашей тарелки?» Мишка просился обратно. Искал варианты съезда. Его комнатуха в Одинцове и квартира бывшей жены. А та ни за что: «И не надейся! Я только теперь жить начала, только узнала, что такое свобода! Ни обедиков, ни глажки, ни уборки! Ни настроения твоего сраного! Ни взглядов твоих осуждающих и разочарованных – ни-че-го! Сегодня я с подружками в кино, завтра в кафе, а в мае летим с девчонками в Турцию! И зачем ты мне нужен? Ну сам посуди!» Итог – через год Мишка помер. Инфаркт. Вот такие дела…

Или вот друг юности Стасик Курицин. Опять все по схеме и все та же песня с названием «Страстная любовь». Стас аж глазки закатывал и зажмуривал, когда намекал, что у них в койке. Светился весь: «Илюх, она такая! Ты, Илюх, даже представить не можешь! У нас с ней так! Не поверишь, мне кажется, что мне двадцать пять!»

«Представить не можешь…» Ну почему же? Очень даже несложно представить – и страстные ночи, и молодое, гладкое тело, и завистливые взгляды на улице. Хотя бывало, и недоуменные и даже насмешливые.

Стас с женой ничего не делил, парнем он был небедным. Купил себе однокомнатную квартиру и переехал. Естественно, с молодой. Поставили кровать на всю комнату – а как же, кинг-сайз для утех, – шкаф для тряпья и плазму на всю стену. И ржали: «А больше нам ничего и не надо!» Ага, как же! Так мы тебе и поверим! Кухня стерильная – ни одной кастрюли и ни одной сковородки. Зачем? Молодая и яичницу сделать-то не умела, все заказывали.

«Поели, к примеру, суши – и в койку! – веселился Стас. – Ты знаешь, как полезна сырая рыба для потенции?»

Наверное. Особенно по сравнению с надоевшими котлетами с гречкой. Новая жизнь, новые вкусы.

Но утаивал друг юности, что все эти «ты не поверишь» были подкреплены… ладно, чего уж – всякими новомодными, всем известными средствами. Да потому, что по-другому не бывает – годы всегда берут свое, физиология. Не поспевает за молодостью старость. А если все-таки попробует, тут и даст о себе знать сердце, сердчишко. Зашалит милое, забеспокоит и непременно даст сбой. Вот и у Стаса случился инфаркт. Молодую жену можно было объявлять в розыск – пропала она сразу же, на второй день после того, как старого дурня увезли в больницу. А ухаживала за Стасиком дочь, а куда деваться? Вот ей, дочери, врач и сказал: «Последствия того, что ваш отец, уж извините, принимал некоторые лекарства. Какие? Вы что, и вправду не понимаете?»

Та не понимала.

«Виагру, уважаемая! Слыхали?»

С божьей помощью Стасика вытащили. Ну а дальше встал вопрос – куда девать бедного героя-любовника?

У него хорошая дочь, но у нее своя семья и двое детей. Да и почему, в конце концов? Несправедливо. Папаша нагадил, обидел маму, а тут еще и ухаживать? И хорошая дочь встала в нехорошую, но очень понятную позу.

Нанять сиделку и отправить героя-любовника в его однокомнатную? В ту самую, где он предавался страстям с молодой? Можно. Но тут он начинал плакать. Плакать и умолять этого не делать. Пугал дочку суицидом: дескать, перевезешь – брошусь в окно. Не очень верилось, но рисковать не хотелось. Зачем брать грех на душу? А если и правда сиганет? Тем более врач сказал, что у папаши депрессия.