Незапертая дверь

Любовь там была. И Илья это видел. Уж в этом вопросе его не обманешь. И он тогда позавидовал. Взгляд отвел, потому что смутился. И позавидовал. Не красоте и молодости – нет, у него самого этих молодых красоток было в избытке. Позавидовал тому, что можно не скрываясь идти вместе и за руку, не прячась по гостиничкам да по чужим, снятым на три часа квартирам со специфическим запахом. В тех квартирах пахло всегда одинаково – какой-то жгучей химией, которая, видимо, уничтожала все следы и запахи. Полотенцами из прачечной. И еще блудом, отчаянием, одиночеством…

Кстати, после этих почасовых съемов ему всегда хотелось домой. В привычное, уютное, незыблемое тепло, в привычные запахи домашней кухни, бульона или борща, в родную кровать, где белье замечательно пахло цветочной отдушкой.

А еще он завидовал Косте потому, что тот решился. Решился оборвать постылую жизнь и все начать с нуля. Наплевал на чужое мнение, на обиды жены и слезы матери. Он хотел быть счастливым. Счастливым не втихаря, а в открытую. Вместе с любимой ходить в бассейн и в рестораны, в кино и в театры, путешествовать. Словом, жить и дышать полной грудью.

Однажды, уже после Костиного ухода из семьи, они обедали в каком-то ресторанчике и Илья осторожно спросил:

– Не жалеешь?

– О чем? – не понял дружок.

Вправду не понял, по нему было видно.

Смущенный, Илья начал неловко бормотать что-то об оставленных детях, о жалости к брошенной жене, о переживаниях Костиной матери.

Тот искренне расхохотался:

– Дети? Да плевать я хотел! Вырастил, выпустил в жизнь. И между прочим, они неплохо стоят! А старший, кстати, сын бывшей жены от первого брака. Но я его любил и никогда не вспоминал, что он мне не родной, веришь? Всегда считал своим. Маман? Да брось! – усмехнулся Костя. – Мать мою бывшую всю жизнь ненавидела! С первых дней причитала, что она мне всю жизнь испортила. Как только не называла – и старухой, и престарелой шлюхой, и грязной подстилкой. И бывшая, надо сказать, в долгу не оставалась – и так мою матушку, и наперетак! Что ты, там перья летели! А теперь они лучшие подруги. Короче, кино! А что до бывшей, – нахмурился Костя, – да нет, не жалею. Знаешь, я ее никогда не любил. Женился по дурости, мне двадцать, сопливый пацан, ей тридцать, женщина в самом расцвете. К тому же красавица, актриса. А когда пришел в себя, было поздно – ее сын называет меня папой, и наш общий уже народился. В общем, я струсил. Всех жалел, а ее в первую очередь. Из театра ее поперли, располнела после вторых родов, да и характер у нее дерьмовый. Она вообще истеричка – такие скандалы закатывала! Ну я и подумал – куда ей с двумя пацанами без работы? Да и не до гулянок мне было и не до любовей – девяностые, перестройка, бизнес и бабки, бабки… Ну ты и сам знаешь. В те годы мы все утонули в бизнесе. Мы-то с тобой выжили, нам повезло. А сколько ушло?

А когда я встретил свою женщину, тут задумался – сколько той жизни? Так и доживать ее в раздражении, в скандалах и ненависти? Я на бывшую смотреть спокойно не мог, все бесило! Как ест, как спит, как трындит по телефону. Невыносимо. Ну и… – Костя разулыбался. – Ни на минуту не пожалел, веришь?

Илья пожал плечами:

– Повезло.

– Еще как! – воодушевился приятель. – Ты даже не представляешь!

– Не представляю, вот это ты правильно заметил.

– И знаешь, – добавил Костя, – странное дело. Мой старший, ну, в смысле, ее сын, ситуацию принял. Понял меня. Сказал, пап, я вообще не представляю, как ты с ней столько лет прожил! Короче, поддержал, и мы прекрасно общаемся. А младший, наш общий… – Костя грустно усмехнулся. – Мы не общаемся. Обиделся крепко, мама и все такое. А я думаю, испугался за наследство. А вдруг мы мало́го родим? Тогда все будет делиться на четверых: трое детей и моя вторая жена. Вот такие дела…

Все ждали развязки. Обычной стандартной развязки – измена молодой, последующий скандал, развод и дележка имущества. Ну и дальше по схеме: инфаркт, инсульт, депрессия. Но ничего не происходило. Молодые были по-прежнему счастливы. По настоянию Кости забрали и дочку второй жены, привезли из молдавского села, и полюбил ее Костя как родную. Лелеял, как куколку, и ничего не жалел.

А Илью тогда закрутило. Сильно закрутило, чуть не пропал. Влюбился, как пятиклассник. Смотрел на Ларису и млел, растекался, словно подтаявшее мороженое. Как будто не было до нее кучи баб! Хотел ее так, как не хотел никого. Понимал, что лебединая песня. А купол снесло.