Незапертая Дверь

Верка принялась развязывать узлы. Я стала ей помогать. В итоге, чуть не переломав все ногти, разрезали затянутые насмерть путы к чертовой матери и стянули грубое суровье. Несколько минут мы тупо смотрели на неполированную, закругленную сверху доску. В середине торчала стальная петля, напоминающая формой замочную скважину. Так и хотелось подобрать к ней ключик.

Верка ощупала неопознанный объект и развернула его другой стороной. Котом в мешке оказалось настенное зеркало, вправленное в украшенную резьбой раму. Впору рассмеяться. Допотопное зеркало с несколькими веснушками подпорченной амальгамы. И из-за этого соседского барахла я не спала всю ночь, дав вволю разгуляться своей фантазии.

Стерев пыль и засохшие следы Пешкиных преступлений, мы оттащили зеркало в зал и приставили его к свободной стене. С интерьером Марьи Сергеевны эта старинная вещица абсолютно не сочеталась, выделяясь на фоне ковра черным овалом. Ничего, пусть постоит здесь, а я тем временем выстираю и высушу мешковину.

Если бы Верка не обмолвилась о запланированной на вечер гулянке, то я бы и не вспомнила. Может, и не пошла бы, но сдуру пообещала Либре принести причитавшийся с меня торт. Распрощавшись с Веркой, я лишь к полудню опомнилась, увидев в ведре перчатки. Окрасилась, а результата еще не видела! Сняв кепку, я встала перед зеркалом и долго приходила в себя. Вначале ужаснулась, потом рассмеялась, а после чуть не всплакнула. Смоляные лохмы спадали на плечи, и на их фоне лицо выглядело бледным. Даже веснушки обиженно померкли. Почти невидимыми стали брови и серые ресницы.

Какого труда мне стоило стереть со своего лица прежнюю Деньку! Ту рохлю, беспамятную «старую деву», что жила на свете еще вчера, уверяя всех в том, что она не от мира сего. Я смотрела на себя и не узнавала, с горьким сожалением думая, что распрощалась с той смехотворной блондинкой навсегда. Похоронила и даже не оплакала.

Нечто подобное я ощутила лишь раз, когда рассталась с девственностью. Такое же чувство невозвратной потери и осознание того, что плата не стоила товара. Из глубины зеркала на меня смотрела зеленоглазая черноголовка Ю, крашенная сука Н, отмеченная дьяволом — Г. Кто угодно, но только не я!

«Мать мне этого не простит, — подумала я, ухмыльнувшись. — Я перебралась на вражескую территорию. Отныне я предатель и перебежчик, и не имею права на жизнь».

Завешав голову папильотками, которыми с год не пользовалась, я влезла в свои традиционные джинсы и футболку. Покрутившись перед зеркалом, обнаружила, что любимые вещички неприлично грязные. Уж кто бы подтрунивал над неряшливым соседушкой!

Отыскав в чемодане джинсовую юбку и топик, я наспех их выгладила и примерила. Решила, что для нашей компании сойдет и, расчесав завившиеся локоны, вышла из дома.

На скамейке, как стало привычным, сидел со своей книжечкой Игорь Яковлевич, игнорирующий бегавшую рядом малышню. На этот раз соседушка ощупал меня долгим изучающим взглядом, прежде чем перевернул страницу. Я заметила на его руке татуировку: будто случайно отпечатавшийся крест. Синее кольцо, пресловутое женское имя и то было бы уместнее на его сожженных солнцем руках, но только не этот опрокинутый крест.

«Может, по молодости бесовскими делишками баловались? — принялась я про себя издеваться над соседом в отместку за его стойкое нежелание со мной здороваться. — И вас припалила крестом какая-нибудь бравая воительница из святого ордена Потомственных Блондинок, вроде моей матери? Попроси у такой, Мария Магдалина, помиловать!»

Либру я встретила у магазина и долго махала ей, не понимая, почему она меня игнорирует. Обиделась, что пришлось долго ждать? Со зрением стало плохо?

— Либра! — подойдя вплотную, окликнула я. — Привет.

— Денька? — изумилась та, осмотрев меня с ног до головы. — Я тебя не узнала! Думаю, что за идиотка стоит там и руками машет? Ну-ка, повернись!

Либра, с которой я дружила лет с пяти, посмотрела на меня с завистью. Чему она могла позавидовать? Тому, что я отважилась кардинально изменить внешность? Ей, конечно, есть на что пожаловаться Афродите, но на ее фоне я всегда была не больше чем тенью.

Мы на двоих несли огромный торт, дабы хватило на всю нашу ораву, и впервые надолго и без причины замолкали. Между нами росла стена обоюдного недоумения. Либра напомнила мне враз охладевшего Пешку: она тоже словно не узнавала меня. Я уже начала жалеть о своем первом и последнем выпаде против собственной природы.

С подпорченным настроением я вошла во двор Лешкиного дома. В толпе приглашенных гостей увидела Верку, цедящую шампанское, огненно-рыжую Лариску, кувыркающую в пальцах зажигалку, и любителя химичить — Али. Он первым подошел к нам и, поправив очки, протянул руку и представился. Таким я его видела впервые. Раньше и не замечала, какие у него большие черные глаза, и этот блеск в них — что-то новое.

— Кончай чудить, Алик! — сказала я и рассмеялась, увидев, как вытянулась его физиономия. Он так и не донес до губ мою руку, которую хотел поцеловать с вышедшей из долгой летаргии обходительностью.