Джеймс положил телефонную трубку на стол. Послышались голоса, просьба к швейцару не сбрасывать звонок. Потом голоса удалились, наступила тишина. Наконец Мейси услышала слова благодарности, обращенные к швейцару.
– Мейси, как дела?
– Очень хорошо, лорд Джулиан. А у вас?
– Сносно. Вот когда Джеймс возьмет бразды правления в свои руки – будет полегче. Впрочем, полагаю, тогда его из Канады на приличный срок не выманишь, хотя видит бог, как я стараюсь. Думал, сын на сезон охоты останется – а теперь не уверен. – Лорд Джулиан кашлянул. – Чем могу помочь, Мейси?
– Мне нужен доступ в военный архив.
– Насколько срочно?
– Завтра днем. Хочу прочесть пару записей.
– Не вопрос. Только мне нужны имена солдат.
Второй телефонный звонок Мейси сделала в отель «Дорчестер».
– Мейси, какая ты молодец, что позвонила, – обрадовалась Присцилла. – Ты где?
– В Пимлико, в телефонной будке.
– Ты с ума сошла – в такой поздний час из автомата звонить! На улице опасно. Тебя могут выследить, ограбить, обидеть…
– Ой, Прис, только не надо мелодрам. Никто меня не выслеживает и грабить не собирается. Как мальчики?
– Дело движется. Я вызвала Элинор из Уэльса, она снова с нами. Кажется, рада, что вернулась. У нее половина родных – шахтеры. Сама понимаешь – жизнь довольно мрачная.
Последовала пауза.
– А еще я, кажется, нашла идеальный дом. В Лондоне. Наконец-то можно будет решить вопрос с образованием сыновей.
– Ты отдашь их в школу на полный пансион?
– Нет. Они будут ходить в один лицей. Там занятия ведутся и на французском, и на английском. Лицей котируется среди дипломатов с имперских задворок, каковые хотят дать сыновьям приличное британское образование. Следовательно, и отношение к моим мальчикам будет другое. Ужинать и ночевать они будут дома, а если мне захочется посвятить часок-другой себе любимой, Элинор сумеет направить их энергию в мирное русло.
– А в каком районе дом?
– Ни за что не догадаешься. Маргарет решила оставить свой лондонский особняк и навсегда обосноваться в Грантчестере. Помнишь, там, где был прием в честь Саймона?
– Помню.
«Разве можно такое забыть?» – подумала Мейси.
– Кстати о Маргарет. Мы с ней по телефону обсудили завтрашнюю церемонию. И знаешь что? Она приняла неожиданное решение.
– В смысле?
Мейси потерла запотевшее стекло телефонной будки, выглянула, нет ли прохожих.
– Приготовься, Мейси.
Присцилла вдруг замолчала. Мейси перевела взгляд на маленькое зеркальце над телефонным аппаратом.
– Саймон будет кремирован.
– Что?!
Даже в пятнистое от ржавчины зеркало было видно, какие красные у Мейси глаза.
– Да, кремирован. Видишь, какая Маргарет у нас прогрессивная. Правда, со времен герцогини Коннаут кремацию уже не считают дьявольским делом. Ну, ты в курсе – герцогиня Коннаут была первой представительницей королевского рода, которую после смерти, в тысяча девятьсот семнадцатом, кремировали.
– Присцилла, как ты можешь язвить?
Присцилла прикусила язык, но не извинилась.
– Очень уж ты обидчивая, Мейси. Понимаю, тебе трудно сейчас, но все же попытайся абстрагироваться от своего горя. Саймон – тот, прежний – первый бы посмеялся над моей шуткой. – Она вздохнула. – Маргарет подумала – и она права, – что именно кремацию выбрал бы сам Саймон. Он и так слишком много времени провел между двух миров. Конечно, сначала мы все с ним простимся, как подобает. Его прах развеют возле его дома, в лугах, где Саймон играл мальчиком. Вдобавок Маргарет перестанет глодать вполне бытовая тревога – кто будет обихаживать могилу Саймона после ее смерти.
– Но я могла бы…
– Нет, Мейси, ты не могла бы. Ты не свяжешь себя этим обязательством. Я тебе не позволю. Когда Саймон упокоится с миром – или как там принято говорить о кремированных, – мир и покой настанут и для его близких. Тут я с Маргарет полностью согласна. Кремация символизирует освобождение, и не только для покойного.
Мейси ничего не ответила.
– Алло! Алло! Ты меня слышишь?
– Слышу, Прис. Да, Маргарет права. Первый шок прошел, и я понимаю: она права.
– Конечно! А теперь я пойду расслаблюсь в ванне. Что-что, а приструнить мальчишек Элинор умеет. Слава богу, в моем мирке опять полный порядок. Мой дорогой Дуглас скоро вернется, и чаша моя преисполнена[8]
.Мейси кивнула, забыв, что Присцилла ее не видит.
– Спокойной ночи, Присцилла. Завтра в полдесятого я за тобой заеду.
– Желаю тебе хорошо выспаться, милая Мейси. Не трави себе душу – скоро все это кончится.