Незавершенная месть. Среди безумия

Мейси побрела назад, в свою квартиру, которая с некоторых пор представлялась ей этаким коконом. Она думала о словах Билли про ком земли, бросаемый на крышку гроба. О том, что действие символично: вместе с комом земли человек отбрасывает тяжелые воспоминания. Но Саймона кремируют; что и куда отбросит Мейси? Не будет никакого ритуала, не будет конца истории, не будет могилы, куда можно прийти, оставить букетик первоцветов или охапку желтых нарциссов. Мейси некоторое время предавалась этим мыслям, потом, даром что вечер был не из холодных, сунула лишний флорин в газовый счетчик и зажгла огонь в камине. Мысли о завтрашней церемонии вызывали озноб, и все же Мейси постепенно принимала решение Маргарет Линч. Возникла догадка: Маргарет кремирует тело сына отчасти ради будущего Мейси.

* * *

Когда священник начал читать последний псалом, Мейси выпрямилась, расправила плечи. Ноги занемели от холода, мучившего Мейси всю прошлую ночь и не отпустившего утром. То был не обычный холод – но мерзкая промозглая сырость, проникающая в каждую клеточку, неистребимая посредством внешних источников тепла. Липкая, вязкая, отвратительная сырость, до ломоты в суставах, преследовала Мейси еще со времен службы во Франции, с самой войны. Бывали дни, когда Мейси казалось, что сырость и холод из ступней поднимаются все выше, выше – и в конце концов заморозят ее всю, обратят в камень.

Маргарет Линч стояла между Мейси и Присциллой. Открывая молитвенник на нужной странице, Мейси почувствовала, как медленно и грузно наваливается на нее мать Саймона. Мейси прикрыла веки и представила, что ее ноги пустили корни в землю. Теперь Маргарет сможет зарядиться от Мейси силой. Затем она обняла пожилую женщину, не думая, что, пожалуй, производит впечатление слишком самонадеянной особы. Маргарет Линч погладила руку Мейси, склонила голову, но тут заиграл орган, и взмыли под купол голоса.

Что суетные блага, набор земных щедрот,
Когда под чистым стягом Отчизна в бой зовет?
Ужель сомненьем низким отвагу остужу,
Идя, вослед героям, к святому рубежу?
Нет слаще доли этой, и не бывало встарь —
Сложить судьбу и душу Отчизне на алтарь[9]

.

Зазвучал второй куплет, гроб медленно поехал вперед, раздвинулись шторки, за которыми была кремационная печь. Затем шторки закрылись, и стало ясно: Саймон ушел навсегда. Маргарет Линч буквально впилась пальцами в локоть Мейси, та, в свою очередь, крепче обняла старую женщину.

Потом был ленч в особняке Маргарет, в Холланд-парк. Мейси и Присцилла дождались, пока все разъедутся.

– Маргарет, может, побыть с вами? – спросила Присцилла.

– Не надо, спасибо. Я ужасно устала. Пойду в свою комнату, лягу.

Маргарет обняла Мейси и Присциллу.

– Какие вы молодцы, девочки, что пришли сегодня.

Присцилла потерлась щекой о щеку пожилой женщины. Мейси воздержалась от этой имитации поцелуя, сделала шаг назад. Но, когда она протянула руку для пожатия, Маргарет сама схватила ее за плечи и заглянула в глаза.

– Пожалуйста, Мейси, не забывай меня. Заходи почаще и без церемоний. Я здесь пробуду еще неделю, максимум две, пока вещи перевозят в Грантчестер. Жду тебя.

– Я приду. С радостью.

– Спасибо. – Маргарет стиснула обе руки Мейси. – Спасибо за все, чем ты была для Саймона.

* * *

Высадив Присциллу возле «Дорчестера», Мейси извлекла из черного портфеля часы. Два пополудни. В архиве нужно быть к половине четвертого, а пока она съездит на Денмарк-стрит, в эту Мекку лондонских музыкантов.

Фирма «Андерсен и Сыновья, изготовление, ремонт, настройка струнных инструментов» находилась посередине узкой улицы, сразу за Чаринг-кросс. Коричневый навес защищал витрину от солнечных лучей; за стеклом помещался сидячий манекен во фраке, в обнимку с виолончелью. К деревянным пальцам привязали смычок; казалось, еще секунда – и манекен оживет сам и оживит струны инструмента.

Едва Мейси толкнула входную дверь, над головой зазвенел колокольчик. По стенам были развешаны струнные всех видов – гитары, лютни, балалайки, укулеле, альты и скрипки. На полу стояли две арфы, виолончель и контрабас. Стойки красного дерева занимали наборы струн, каподастры, медиаторы и прочие аксессуары. Сразу за дверью помещался стенд с нотами – запыленными, поблекшими от времени. В глубине зала была бархатная штора, за ней маячили два мужских силуэта. Верстак перед каждым из мастеров освещали сразу две лампы, в то время как в зале царил полумрак – свет не включали из экономии, а может, в целях защиты инструментов. Старший из мужчин пользовался вдобавок внушительной лупой, прикрепленной к верстаку. Услышав, что дверь закрылась, младший мастер отер руки о фартук и вышел навстречу Мейси.

– Что желаете, сударыня? – спросил он с легким поклоном.

– Я бы хотела побеседовать с мистером Андерсеном, если можно.

– С которым? Всего их трое, а сегодня здесь двое работают.

– С мистером Андерсеном-старшим.