Незавершенная революция

В принципе, даже после Тридцатилетней войны сохранилась обновленная Священная Римская империя, как по результатам Дейтонского мира в сложносоставной форме сохранилась Босния-Герцеговина. В нашем случае хотелось бы избежать войн, особенно такого масштаба. Ведь от мягкой вестфализации на базе кон/федерализации в конечном счете выиграли бы все — как «католики», так и «протестанты», локализовавшиеся в своих нишах, как регионы, освободившиеся от московского гнета, так и сама Москва как регион, который объединившись с нынешней Московской областью, сохранит громадный потенциал для развития, перестав бесконечно раздуваться и начав вместо этого осваивать свои пространство и человеческий капитал. Столицу же новой федерации правильнее будет перенести в место, которое ее составные части смогут воспринимать как нейтральное и свободное от имперского исторического груза — оптимально в ее географический центр (на Урал или в Сибирь), либо и вовсе, как в Швейцарии, разделить столичные функции между несколькими такими центрами.

24. За завершение Национальной революции

Мир вступает в постнациональную эру, и русским тоже предстоит принять участие в этом процессе, о чем будет наш завершающий разговор в рамках этой книги. Но от того, в каком качестве они это будут делать и в каком состоянии находиться к тому моменту, зависят перспективы и их самих, и в значительной степени становления самого постнационализма.

Один раз русские в нарушение принятых ими же за основу принципов марксизма уже попытались, минуя капитализм и буржуазную демократию, прыгнуть сразу в социализм. У этого прыжка было еще одно измерение — форсированный интернационализм, то есть, попытка миновать стадию национальной революции в отношении самих русских как осевого народа марксистско-ленинского проекта, превратив их в рафинированных интернационалистов. Чем это кончилось, известно — в итоге русские вернулись к своей «имперской ситуации», жертвой которой стал красный интернационалистический проект, а они сами, будучи деформированными неудачным утопическим экспериментом, застряли в исторической эпохе, которую так или иначе покинули все ныне уже пост-имперские нации Европы.

Этот прецедент крайне важен в начале XXI века, когда о перспективах постнационализма говорится примерно так же, как в начале XX века говорилось о перспективах социализма. Ибо до тех пор, пока на просторах Северной Евразии не будет решена задача становления гражданских наций, ее осевая общность не только не сумеет стать агентом постнационализма, но будет выступать по отношению к нему диверсантом или инверсантом, также как она была ими по отношению к социализму. Поэтому, пока гражданская нация не победит имперский народ в самих русских, от них как квазинациональной субстанции будет исходить угроза не только пытающимся освободиться от этой империи нациям, но и процессу перехода в постнациональную фазу, который будет тормозиться порождаемыми этим противоречиями.

Невольно ставший врагом сталинской империи и остающийся жупелом для ее преемников, генерал Андрей Власов звал «к борьбе за завершение Национальной революции». При этом в отличие от многих из тех, кто использует этот термин сегодня, в Пражском манифесте КОНР он четко озвучил, и что нужно завершать, и как именно нужно завершать, главной задачей сформулировав «возвращение народам России прав, завоеванных ими в народной революции 1917 года», имея в виду революцию февральскую.

Но как Февральская революция соотносится с Национальной революцией? С одной стороны, непосредственно — для тех наций, что стали обретать свою субъектность в ходе нее и чаяния которых решило удовлетворить Учредительное собрание, провозгласившее превращение России в федерацию. Однако проблема в том, что собственно Русская революция не захотела принять форму Национальной революции и продолжилась как революция имперская, результатом которой стало воссоздание империи на новой идеократической основе.

Генерал Власов и его идеологи совершенно правильно (хотя скорее всего и вынуждено — под давлением немцев, требующих от них компромисса с нерусскими национальными силами) апеллировали как к Февралю, так и к необходимости завершения Национальной революции, оборванной Октябрем, в том числе для русских. Но концептуально они не смогли сформулировать тот маршрут национальной революции для русских, который стихийно начал просматриваться во время гражданской войны с большевизмом в виде возникновения множества локальных русских образований. Источником русской национальной революции для них оставался абстрактный русский народ, что логично на первый взгляд, но, как говорят американцы, «так не работает», потому что практически геополитическая субъектность русских проявляет себя либо как едино-имперская, либо как множественно-локальная, что требует надлежащего осознания.

Такое осознание первыми осуществили два русских национально-революционных теоретика — Петр Хомяков и Алексей Широпаев.