Незавершенная революция

Снова вспомним уже приведенную цитату Карла Шмитта о том, что коммунизм оседлывает то, «что было реакцией стихийной, теллурической силы против чужого вторжения», которое после этого попадает «под интернациональное и наднациональное центральное управление, которое помогает и поддерживает, но только в интересах совершенно иного рода всемирно-агрессивных целей». Именно в ней раскрывается истинное содержание интернационализма, понять которое инфантильным юдофобам не позволяло его отождествление с еврейством и противопоставление всему национальному. На самом же деле, в отличие от первоначального христианства, особый статус в котором еврейства зафиксирован в посланиях апостола Павла к Римлянам (11:11–18), в самой доктрине марксизма евреи не то, что не наделяются какой-то эксклюзивной положительной миссией, но в статье Маркса «К еврейскому вопросу» фактически объявляются социальным злом, которое должно исчезнуть. Поэтому роль евреев в строительстве СССР была не большей и не меньшей, чем это было сформулировано Лениным, из цитаты которого, приведенной ранее, следует, что они как выходцы из мелкобуржуазной среды, исторически более прогрессивной, нейтрализовали саботаж реакционных русских правящих классов. Но потом пришла пора уже дать дорогу тем, ради кого эта революция и делалась — рабочим и крестьянам, которые в СССР были славянами и прочими «аборигенами». То есть, смена этнического состава коммунистического руководства никак не отменяла его целей и сути, и то же касается использования им русского патриотизма, особенно перед войной, потому что задача интернационал-большевизма заключается не в уничтожении национальных самосознаний ради мифической цели захвата мира евреями, а в их постановке на службу дела Коммунистического Интернационала.

Теперь что касается размежевания с Троцким и его «перманентной революцией», в качестве альтернативы которой рассматривается сталинское «построение социализма в отдельно взятой стране». Расхождение этих двух подходов действительно является принципиальным, но только в плане тактики, а не идеологии, как это пытались представить сами троцкисты как проигравшая сторона. О том, что Сталин не был идиотом, готовым поверить в то, что государство, провозгласившее целью мировую революцию, сможет отсидеться в своей берлоге, свидетельствуют как его внутренняя, так и его внешняя политика.

Конечно, можно объяснять массовые репрессии Сталина его психопатологиями, как это модно сегодня делать во фрейдистско-фроммовском ключе. Но у них был и абсолютно рациональный смысл. Просто увидеть его не позволяют мифы о национализации большевизма, переходе к мирному сосуществованию систем и построению социализма в отдельно взятой стране. Ведь в рамках такой картинки, которая могла сложиться после видимого завершения гражданской войны и перехода к НЭПу, происходила определенная либерализация большевистского режима. Не только внутрипартийные диссиденты, но и разные левые попутчики-оппоненты большевистской революции, а также примкнувшие к ней из прагматических соображений национал-приспособленцы, отказавшиеся от борьбы против «советской власти», спокойно себе жили под ней и даже пристраивались ею на те или иные работы. Ее откровенным противникам давали уезжать, как это было с «философским пароходом» или фактически не мешали бежать в силу слабого контроля за госграницей. Другие сидели в щадящих по сравнению с ГУЛАГом условиях на Соловках, и только с теми, кто не хотел признавать свое поражение и продолжал борьбу, «советская власть» обходилась соответствующе. Почему же с определенного момента это начинает резко меняться?