Незавершенная революция

Я был свидетелем коллективизации начала 30-х годов, сурово критиковал ее методы и поэтому хотел бы немного поговорить о трагической судьбе русского крестьянства. При старом режимерусская деревня, подобно Китаю и Индии, голодала. В период между неурожайными годами миллионы (которые не учитывались статистикой) крестьян и их детей умирали от недоедания и болезней, что до сих пор происходит во многих слаборазвитых странах[2. Вот, например, что писал корреспондент "Таймс" в Дели 3 февраля 1967 г. в статье под заголовком "Жители деревень Бихара медленно умирают": "Репортажи из наиболее пораженных бедствием районов говорят о том, что процесс медленного умирания от голода уже затронул самых бедных. Фактически, по-видимому, 20 млн. безземельных крестьян в Восточном Уттер-Прадеше и Бихаре грозит голод, если правительство до осени не примет мер, чтобы накормить их. Весь ужас состоит в том, что ощущается еще и острая нехватка воды... Как только пересыхают колодцы, люди отправляются на ее поиски. Огромные массы людей, ищущих воду, бродят по стране, что значительно затрудняет задачу накормить их". Одновременно газета "Монд" сообщила, что в Сенегале 50 % детей умирают от недоедания и болезней, не достигнув пятилетнего возраста. Эти факты были сообщены как незначительные новости в один и тот же день.]. Старый режимвряд ли проявлял меньшую жестокость по отношению к крестьянам, чем правительство Сталина, хотя его жестокость, по-видимому, была составной частью естественного порядка вещей, который даже самый строгий моралист склонен воспринимать как должное. Это не может ни оправдать, ни смягчить преступность сталинской политики, однако позволяет правильно подойти к этой проблеме. Те, кто заявляет, что все было бы в порядке, если бы мужиковоставили в покое, те, кто идеализирует старый крестьянский быт и индивидуализм, рисуют идиллическую картину, которая целиком является плодом их воображения. Старая примитивная система мелкого землевладения в любом случае была слишком архаична, чтобы выжить в эпоху индустриализации. Она не смогла выжить ни в СССР, ни в США. Даже во Франции, которая являлась классическим примером такого хозяйствования, в последние годы численность крестьянства значительно сократилась. В России мелкое землевладение стало препятствием на пути прогресса: мелкие хозяйства неспособны были прокормить растущее городское население, они не могли даже прокормить детей в перенаселенных сельских областях. Единственной здравой альтернативой насильственной коллективизации являлась какая-либо форма коллективизации или кооперации, основанная на согласии крестьянства. Нельзя сказать с определенной долей уверенности, насколько реальной была эта альтернатива в СССР. С уверенностью же можно сказать, что насильственная коллективизация оставила след в виде низкого сельскохозяйственного производства и вражды между городом и деревней, что не изжито в СССР до сих пор.

Ко всем бедствиям, постигшим крестьянство, добавилось еще одно, превзошедшее все ужасы коллективизации. Большую часть тех 20 млн. человек, что погибли на полях второй мировой войны, составляли крестьяне. Урон для сельского хозяйства был столь велик, что в конце 40-х и в 50-х годах в большинстве деревень на полях работали лишь женщины, дети, инвалиды и старики. Этим объясняется в определенной мере плачевное состояние сельского хозяйства, но также и многое другое: исковерканные семейные отношения, сексуальная жизнь и образование в сельской местности; этим же объясняются безразличие и инерция, царившие в сельских районах.