Незавидный холостяк

– А они знают, чего хотят? – снова ответила она вопросом на вопрос.

Я покосился на нее. В бледно-голубом небе ее глаз узкие точки зрачков тоже парили, как две черные птицы. Равнодушные и хищные.

– Вот ты всегда хотела меня убить, – напомнил я. – Почему бы не выполнить это твое желание?

– Если я не убила тебя после того, как ты женился на той мошеннице, какой смысл сейчас? – Она пожала плечами. – Не изображай из меня жестокую мстительницу. Я всегда тебя любила, Кир.

Ее губы дрогнули, словно в последнюю секунду она передумала это говорить, но не успела остановиться. Птицы – точки зрачков вспыхнули черным пламенем и расширились так, что бледная голубизна пропала. Растворилась в черноте.

Я наклонился к ней, чтобы забрать болезненную дрожь с ее губ, но в последнюю секунду Смерть увернулась, скользнув щекой по моей щеке и коснувшись губами мочки уха.

– А ты меня – нет… – прошептала она. Ее пальцы коснулись угла челюсти, очертили подбородок – легкой, странной лаской. – Знаешь, очень хотелось тебя проклясть, как там в песне: «Пусть никто никогда не полюбит его, пусть он никогда не умрет».

– Не получилось… – сглотнув, шепотом отозвался я.

– Получилось даже лучше. Ты сам никого никогда не полюбишь. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что это намного страшнее.

– Да, – беззвучно, немо сказал я. – Да.

Смерть продолжала тереться щекой о мою щеку, а пальцы ее рисовали узоры на моем лице. Чертили прямую линию по спинке носа, гладили скулу, подушечками едва касались губ.

– Ты даешь им то, что они хотят… А чего хочешь ты? – мурлыкнула она соблазнительно, так что я почувствовал себя пятилетним мальчишкой в огромном магазине игрушек и сладостей.

Чего я хочу…

– Я уже сказал, – голос был сиплым. – Убей меня. Так всем будет лучше.

Нежные до этого момента пальцы скользнули выше, зарываясь в мои волосы, резко сжали их, дернули – Смерть запрокинула мою голову назад и впилась губами в губы. Ядовито-сладкий запах ее духов стал оглушающе сильным, резким и настойчивым до тошноты. Словно вся она была этим запахом – и делилась им со мной, прикусывая губы и тут же зализывая саднящие следы.

Спустя много-много бесконечных мгновений она оторвалась от меня, будто допив до конца и шепнула прямо в губы:

– Хочешь? Точно хочешь?..

Авокадо, манго и горький кофе

– Девушка! – крикнул вслед таксист. – Вещи-то заберите!

Черт, вещи!

Спохватившись, вернулась к машине. Он уже сам вытаскивал мои сумки с заднего сиденья и выгружал чемодан из багажника, пока я стояла рядом, держа два горшочка с ростками манго и авокадо в руках. Прижала их к груди и выудила из кармана телефон.

– Жень, спустись, пожалуйста, помоги вещи забрать, – попросила я.

Сонный голос простонал в трубку в целом утвердительно.

Таксист вернулся в машину, качая головой и бормоча что-то про сумасшедших дамочек с рассадой, которым больше ничего не надо.

А разве надо?

Два зеленых ростка – все, что нажила.

Да и зачем это шмотье?

Ждать пришлось долго, и я нервно оглядывалась по сторонам, словно вправду верила, что за мной следят и десять минут на открытом пространстве – верное средство попасться на глаза кому не надо.

Наконец Женька появилась – сонная и злая, в махровом халате поверх футболки и пижамных штанов. Практически не открывая глаз, обняла меня, вздохнула и навьючила на себя сумки. Чемодан я подхватила за выдвинутую ручку сама.

Квартира встретила запахом свежего кофе – подруга успела по пути нажать кнопку кофеварки.

– Пять утра – это жестоко, – сообщила она мне, подставляя вторую чашку под тонкую струйку темной жидкости.

– Я не могла больше там оставаться.

Нигде я не могла оставаться. Дольше чем на ночь, дольше чем на день.

Кожа зудела, тревога вгрызалась в кости.

Я боялась, что веду себя, как девушки, убегающие от любви – но не слишком быстро, чтобы их можно было нагнать. Сжигала за собой мосты и пряталась, но всякий раз спрашивала себя – я точно оборвала все нити? Или протянула новые, за которые достаточно потянуть, чтобы найти меня?

Лучший способ не гадать, будут ли тебя искать, – достаточно хорошо спрятаться.

И это тоже был самообман. Он не нашел меня, просто не нашел. Хотя искал. Точно искал. Точно! Я знаю.

Или нет.

Ощущение, что дальше так жить невозможно, гнало меня из укрытия в укрытие.

Дома все прежнее. Те же дороги, та же еда, те же запахи, тот же вид из окна.

У родителей еще хуже – я словно с размаху окунулась в ту же реку, давно превратившуюся в болото. Даже спальная футболка, которую выдала мне мама, была той же, что десять лет назад.

Оттуда я сбежала быстрее всего.

В гостиницах было тревожно – казалось, что мой паспорт рассматривают слишком долго и наверняка уже позвонили, кому следует.

В съемных квартирах я вздрагивала при взгляде на чашки, стулья и шторки в ванной из «Икеи» – одни и те же во множестве квартир этого города, этой страны, этой планеты.

Символы уютного и привычного.

Одной и той же мечты на всех.

Своя квартира, свой дом, свой сад.

Привычное, уютное – навсегда.

Когда-то это казалось милым и понятным.

Люди говорили – здесь похоронены мои предки, здесь похоронят и меня.