МАЙКЛ ДЕРН: Об этом не надо. И без названий звезд.
РИЧАРД КОБУРН: Я до них еще не дошел. Как вы узнали, что собираюсь?…
МАЙКЛ ДЕРН: Просто оставьте это. Держитесь сути, Дик.
РИЧАРД КОБУРН: Вы не забыли, что я ваш босс?
РИЧАРД КОБУРН: Хорошо. Итак, места, которыми вселенные ударялись друг о друга, не до конца зажили, если пользоваться медицинской терминологией. Остались
МАЙКЛ ДЕРН: Отличное сравнение.
РИЧАРД КОБУРН: Мне кажется, спортивные метафоры для разговора с политиком – плодородная почва.
МАЙКЛ ДЕРН: Спортсмены – великолепная метафора для политиков. Продолжайте. Объясните ему, чем это важно.
РИЧАРД КОБУРН (
МАЙКЛ ДЕРН: Предел растяжимости?
РИЧАРД КОБУРН: Да. Помните, опыт с растяжением веревки.
МАЙКЛ ДЕРН: Это очень специфично.
РИЧАРД КОБУРН: А если просто: силы?
МАЙКЛ ДЕРН: Подходит.
РИЧАРД КОБУРН: Хорошо. Силы и прочее становятся изменчивыми, непредсказуемыми. Нас главным образом интересует… путешествие.
МАЙКЛ ДЕРН: Что?
РИЧАРД КОБУРН: Я просто упрощаю для него.
МАЙКЛ ДЕРН: До чего упрощаете? Что имеете в виду?
РИЧАРД КОБУРН: Я подразумевал след нейтрино.
МАЙКЛ ДЕРН: Ох-х. Ох. Тогда скажите: «перенос».
РИЧАРД КОБУРН: О, хорошо! Я сам должен был сообразить. Да, нас интересует перенос. Поскольку первым следствием оказывается смещение расстояний. Сама реальность испытывает афазию… иными словами, забывает, где что лежит. Управлять этим почти невозможно, или, во всяком случае,
МАЙКЛ ДЕРН: Слишком много «возможно».
РИЧАРД КОБУРН: Понимаю. Просто я об этом думал.
МАЙКЛ ДЕРН: Так как же работают ваши линзы?
РИЧАРД КОБУРН: Э-э… а что он знает о линзах?
МАЙКЛ ДЕРН: Знает, что на них уходит сорок процентов нашего бюджета.
РИЧАРД КОБУРН: Хм. Понимаю. Ну, линзы были предназначены для попытки выявить сходство нашей обычной активности – конечно, на субатомном уровне – с космическим слиянием. Не бывает идеально устойчивых реальностей, иначе говоря, ни один человек… или, э-э, футболист не бывает идеально здоровым. Но скоро обнаружилось, что линзы дают побочные эффекты. Не опасные. Во всяком случае, я так думаю.
МАЙКЛ ДЕРН: Это я бы определенно вырезал.
РИЧАРД КОБУРН: Хм… Пожалуй, неглупо. Так или иначе, побочные эффекты состояли в том, что, если определенным образом рассматривать частицу через эти линзы, она… скажем так, сами линзы создают ссадину. Поначалу это казалось невероятным, но что есть, то есть. С каждым новым рассмотрением нарастает интерференция, или возмущения, или взаимопересечения, нарушающие положение вещей, как если бы вы всматривались в кого-то так пристально, что взглядом сбили бы его с ног.
МАЙКЛ ДЕРН: Метафоры вам отлично удаются.
РИЧАРД КОБУРН: О? Перестать?
МАЙКЛ ДЕРН: Нет-нет, продолжайте. Это удачно, очень удачно.
РИЧАРД КОБУРН: Ну вот, не знаю, о чем еще говорить. Линзы вызывают явление, которое называется – мы его так назвали – субатомная афазия. Она прерывает нашу реальность и толкает локотком пару других, оставляя маленькие подобия ссадин. Наша реальность забывает о присутствии той частицы… или частиц. И в этот момент рассматриваемый предмет вбивается – частично – и во все эти другие реальности. Так что он может существовать в разных состояниях, местах эт сетера. Возможно, даже в разных временах, хотя, конечно, это трудно вычислить. Чего мы добивались – это свести число возможностей к двум, добиться бинарного состояния – чтобы частица существовала в двух местах, физически существовала. В смысле в пределах нашей реальности. Или выглядела существующей. Мы точно не установили. Потом надо будет только перекрыть один путь, одну возможность – вот опять, тут столько теории… – и та-да, вот она. Мы хотели бы проверить, нельзя ли транспортировать более крупные предметы, но тут опять же нет уверенности. Самое во всем этом интересное…
МАЙКЛ ДЕРН: Интереснее практического применения?