— Я не демон, князь Панагин. Я такой же человек, как и вы. Я прошу лишь вашей дружбы и вашей преданности.
— И это сделает меня королём?
— Да, со временем. Наша армия собирается войти в эту страну, и мне не хотелось бы, чтобы ей сразу же пришлось вступить в бой. Гораздо лучше будет, если она не встретит здесь враждебности. У вас под началом три тысячи бойцов, Арик может созвать четыре тысячи. Я не хочу, чтобы боевые действия начались так рано.
— Откуда должна прийти эта армия? Из Чиадзе?
— Нет. Милях в тридцати отсюда откроются Врата, и через них пройдёт тысяча моих людей. Чтобы провести всю армию, понадобится время — год или больше. Однако, закрепившись здесь, мы сможет завоевать Чиадзе и те страны, что лежат за её пределами. Мы восстановим наши древние владения, а вы будете вознаграждены так, как вам и не снилось.
— А как же другие — герцог, Шастар, Руалл? Они тоже участвуют в вашем предприятии?
— К сожалению, нет. Герцог лишён алчности и воли к завоеваниям, Шастар и Руалл преданны ему и последуют за ним в любом случае. Поэтому страна, которая сейчас зовётся Кайдором, будет поделена между вами и вашим кузеном.
— Значит, они умрут?
— Да, они умрут. Это беспокоит вас, князь?
— Все мы смертны, — улыбнулся Панагин.
— Не все, — поправил Арик.
После нападения демонов на дворец многие слуги не могли спать. Оставаясь на ночь одни в своих комнатах, они зажигали лампы и читали молитвы. Если они и засыпали, то чутко, и от ветра, тряхнувшего оконную раму, просыпались в холодном поту. С Кивой всё обстояло наоборот — она спала крепко, как никогда, не видя снов, и просыпалась свежей и отдохнувшей.
Она знала, отчего это так. Когда пришли демоны, она не пряталась в углу, а взялась за оружие и вступила в бой. Да, она боялась, но страх её не одолел. Как-то они сидели с дядей на берегу реки, и он сказал ей: «Ты ещё не раз услышишь, что гордыня — это грех. Не верь этому. Гордость — главная черта в человеке. Не гордыня, а гордость, запомни. Гордыня — это всего лишь самовлюблённая глупость. Но ты должна гордиться собой. Не совершай ничего подлого, достойного презрения и жестокого и не поддавайся злу, чего бы это тебе ни стоило. Будь гордой, девочка, и держи голову высоко». — «Ты тоже так жил, дядя?» — «Нет — потому-то я и знаю, как это важно».
Кива вспомнила об этом, сидя у постели жрицы, и улыбнулась. Устарте мирно спала. Кива услышала, как вошёл Серый Человек, и подняла на него глаза. Он был одет нарядно, хотя и в чёрное. По его знаку Кива прошла с ним в оружейную.
— Устарте грозит опасность, — сказал он.
— Но она как будто хорошо поправляется.
— Опасность исходит не от ран, а от врагов. Скоро они придут за ней. — Серый Человек умолк, пристально глядя Киве в глаза.
— Что я должна сделать? — спросила она.
— А как по-твоему?
— Я вас не понимаю.
— Перед тобой две дороги, Кива. Одна ведёт наверх, в твою комнату, другая туда, куда тебе, возможно, идти не захочется. — Он кивнул на скамью, где лежали пара кожаных штанов и охотничий колет с наплечниками, а также пояс, на котором висел нож с костяной рукояткой.
— Это для меня?
— Если захочешь.
— Ничего не понимаю. Скажите яснее.
— Мне надо, чтобы кто-нибудь увёз Устарте отсюда в сравнительно безопасное место. Для этого нужен человек рассудительный и отважный, который не станет паниковать в случае погони. Я не прошу тебя взяться за это, Кива. Нет у меня такого права. Если ты решишь вернуться в свою комнату, моё мнение о тебе хуже не станет.
— А где оно, это безопасное место?
— Примерно в одном дне езды отсюда. Ты подумай, а я побуду с Устарте.
Кива, оставшись одна, потрогала приготовленную для неё одежду, сшитую из мягкой, слегка промасленной кожи. Потом взвесила на руке нож — превосходно уравновешенный, обоюдоострый. Её одолевали противоречивые мысли. Она была обязана жизнью Серому Человеку, и этот долг её тяготил, но жизнь во дворце ей нравилась. Она гордилась тем, что вступила в бой с демонами, но больше не желала подвергаться такой опасности. Во время набега на деревню ей повезло — Камран мог бы убить её сразу. Появление Серого Человека было ещё большей удачей. Но всякой удаче есть предел, и Кива чувствовала, что перейдёт его, если согласится сопровождать жрицу.
— Что мне делать, дядя? — прошептала она.
Умершие не дают ответа, но Киве вспомнились слова, которые он часто повторял: «Если сомневаешься, как поступить, поступай правильно, девочка».
10
Нездешний подошёл к кровати. Золотистые глаза Устарте были открыты, и он сел рядом с ней.
— Напрасно ты это, — прошептала она.
— Я предоставил ей выбор.
— Нет. Ты спас ей жизнь, и она чувствует себя обязанной выполнить твою просьбу.
— Знаю, но мне тоже особенно не из чего выбирать.
— Ты мог бы стать другом Куан-Хадора, — заметила она.
— Разве что остаться нейтральным — но они принесли смерть в мой дом, а этого я простить не могу.
— Дело не только в этом.
Он искренне рассмеялся:
— Совсем забыл, что ты ясновидящая.
— И умею общаться с духами, — напомнила она.